Обязательно к прочтению "Налей" Татьяна Пешкова
Налей... – Татьяна Пешкова
Отклик на прекрасные стихи
...налей мне рома... слышишь, капитан...
Твоя Ассоль – ни замуж, ни в монашки...
как хорошо, что ты в дымину пьян...
и я могу прильнуть к твоей рубашке...
туда, где сердце якорем за грунт
уцепится... и волны лягут тихо...
туда, где нежность честно делит фунт
заморского отъявленного лиха...
а крысы убегают... жалко крыс...
"от многих знаний – мнОгия печали"...
...ты знаешь, у Надежды где-то мыс...
и мы туда... когда-нибудь... причалим...
Хотя бы как будто
* * *
Мы переспали. Было очень мило.
Но что это такое – переспали?
Ток ночи был тягуч и нестабилен.
Мы лица от рассвета закрывали.
Был август (но как будто бы сентябрь...) –
изверившийся циник и пройдоха.
Мы бились, словно рыбы, но хотя бы
тянулись кожей вслед за каждым вдохом,
касались тайных струн хотя бы взглядом –
бесстыже, целомудренно и жалко,
волос ничьим как будто листопадом
укутывали хрупкие фиалки,
горячий воздух, изгнанный с перрона,
нам медленно и чутко гладил плечи,
хотя бы развернуться для обгона
нам не давала тайность нашей встречи,
мы отключали звук хотя бы после,
а так хотелось – до или во время,
и кровотока бьющий в темя космос,
как Млечный Путь, ловил эмоций семя,
взлетали высоко и нежно руки
навстречу посвящению в изгибы,
неуловимо длящиеся сутки
нас мучили – мы бились, словно рыбы,
стеклярусом рассыпанные стоны
звучали в такт часов жестокой дрожи,
мы крали запах – карий и зелёный,
луну цепляли клеточками кожи,
мы быстро и пожизненно любили
условность неодобренных объятий.
Мы переспали – было очень мило.
Безбожно. Разрушительно. Некстати.
Ты вспоминал...
Как странно...
Одиночество звучит,
как треск цикад за окнами.
С рассветом
все затихает...
Волны о гранит
ритмично плещутся.
Намедни за обедом
случилась грусть – ты вспомнила меня,
но мимолетно, между сменой блюд...
Два дня назад... я вспоминал тебя...
Такой вот незатейливый этюд.
Одиночество звучит...
И были рядом... Были – но не те...
Уже Другая
Так страшно...
одиночество звучит...
Вот-вот уснут последние сверчки,
и тишина, живущая в ночи,
забросит свои цепкие крючки,
за край души
ухватит и на мрак
потянет всё, что так хотелось скрыть.
Пусть будут слёзы...
Это не пустяк – работа нужных желез-утилит.
У одиночества есть привкус
свой и цвет – оттенки серого
и крапинки тоски...
... Ты вспоминал меня,
я думаю, в обед,
два дня назад, под водку и грибки.
Грибы скользили, норовя упасть,
и кануть в позастольной темноте.
Горчила водка,
как былая страсть,
и были рядом...
Были – но не те.
Анна Рубинштейн – Ты вспоминал
Грибки скользили призраком мечты,
под крючья вилок с хрустом попадая.
Кто рядом был?
Со мною был не ты...
С тобой – не я.
Другая.
Молодая.
Ты вспоминал...
Меня?
Грибки?
Обед?
Цикады плач?
Укус горчащий водки?
Мотивы одиночества и бед
шептались, как грибы на сковородке...
Рассветы и закаты сменой блюд
плескались за окном.
Мне было странно –
как может тот, которого люблю,
входить во тьму чужого мне тумана.
Случилась грусть.
И цвет её и вкус –
с горчинкой серый, словно страсть былая.
Меня кроит отчаянья Прокруст,
под тишину ночную подгоняя.
один... другой
* * *
...яволь, моя случайная строка, иди сюда, не прячь кошачий профиль...
* * *
...решай, строка...представь, я – беглый мим, обученный изысканной беседе...
я – бедный мим и беглый нищий раб, бродивший мимо хижин колизея...
от альфы до омеги, наг и слаб, я странствую... личина лицедея
манИт меня свободой от долгов... от суетных неискренних любовей.
я напишу под строчкой – ИТОГО... посмертная гондола наготове...
подайте мне затёртый медный грош и пыльную засохшую лепёшку,
и я уйду от сатанинских рож... от фарисеев, яростных и пошлых...
не страшен путь... не убоюсь толпы...
хлысты... щиты... мечи... кресты... солдаты
а ждущих казни раскалённый пыл двумя хлебами я вскормил когда-то...
мой пёс, мой друг, мой верный Банга, ты – единственный на заданной планете
что не стыдишься тяжкой наготы... пред тем, рождённым в грязном Назарете.
ты положи мне голову сюда, где так болит... не бойся – я не брошу!