Однажды я заметил, как учитель, проверяя тетради, бросил на меня удивленный взгляд. Я решил, что работа моя показалась ему подозрительной, и мысленно упрекнул себя за опрометчивость. Обычно, переписывая в свою тетрадь текст Тиграна, я нарочно делал одну или две ошибки, чтобы не вызвать подозрений. Но на этот раз, не удержавшись от соблазна, я переписал работу, не изменив ни слова. Хорошо, что я предвидел такой оборот и на всякий случай выучил наизусть все, что записал.
Учитель кончил проверку тетрадей, отложил их в сторону, а мою оставил раскрытой перед собой.
— Мартиросян, — вызвал меня учитель, — кто тебе написал эту работу?
— Я сам, парон Михаил.
— Скажи правду.
— Честное слово, я сам написал, парон Михаил.
— Хорошо, — сказал учитель, нахмурившись. — В таком случае повтори классу, что ты написал.
Я прошел между рядами к столу учителя. Стал лицом к классу, и… уверенность сразу покинула меня. С трудом я различал лица. Вот Васак, вот с любопытством смотрят на меня девочки. Но почему шушукаются гимназисты?
— Именительный падеж — вол, — начал я неуверенно, — родительный — осел…
По классу прошло веселое оживление. Кто-то сдержанно хихикнул. Я испуганно посмотрел на Тиграна.
Тигран подбадривающе кивнул мне. Тогда я, набрав в грудь воздуха, отчубучил все остальные падежи.
— Довольно, садись!
В классе стоял хохот. Громче всех смеялись старшеклассники. Я опять взглянул на Тиграна. Он сидел, схватившись за бока, и корчился от смеха.
В глазах у меня потемнело. Я понял, что со мною сыграли злую шутку.
Учитель смягчился:
— Пропустил занятия — спроси у меня, а насмешников не слушай.
Я сел на свое место, пристыженный, опозоренный. В классе еще долго весело гоготали.
С некоторых пор, возвращаясь из школы, я непременно сворачиваю с дороги, чтобы пройти мимо дома Аракела.
Васак тоже часто наведывался к этому дому. Нередко мы сталкивались друг с другом у ворот.
Двор деда Аракела всегда завален тележными осями, косами, боронами, железными ступицами от колес… Вежливо уступая друг другу дорогу, мы входим во двор.
Деда Аракела мы всегда заставали возившимся над какой-нибудь частью арбы. В селе говорили, что арба, сделанная им, не развалится, хоть кати ее с самой высокой горы.
Несмотря на занятость, он охотно вступал с нами в разговор.
— А, женихи пришли! — встречал он обычно нас.
С напускной серьезностью мы принимались за дела: собирали щепки в кучу, садились на край стана, чтобы он не шатался, когда дед пилил, помогали ставить готовую арбу на колеса или подолгу смотрели, как из бесформенного обрубка дерева, по которому бил топором старик, постепенно вырисовывалась какая-нибудь часть арбы.
Уходя, мы друг перед другом хвалили его работу, вспоминали веселые шутки, которыми дед Аракел пересыпал свою речь, смеялись и вообще старались представить дело таким образом, будто не Асмик, его внучка, а он, именно он является истинной причиной наших посещений. Как же нам не заглядывать к Аракелу? Мало ли что может рассказать старый солдат!
Асмик мы видели редко. Она помогала матери по хозяйству, часто ходила вместе с ней по чужим дворам чесать шерсть.
— Тю-тю-тю! — слышалось иногда в конце двора.
Куры, похлопывая крыльями, сбегались к ней. Мы не смели смотреть в ту сторону, откуда доносился знакомый голосок, — боялись выдать себя. Только когда Асмик проходила мимо нас, шлепая босыми ногами, мы украдкой смотрели ей вслед. Однажды, заметив это, дед Аракел насторожился:
— Не финтите, занюханные кавалеры, скажите, зачем вы сюда ходите?
Мы готовы были дать тягу, но дед Аракел уже снова стучал топором и, как бы не замечая нашего замешательства, говорил:
— Учитесь, учитесь, детки, арбы мастерить. На черный день — тоже кусок хлеба.
Иногда, разгибая спину, дед Аракел окликал внучку:
— Асмик! Эй, оглохла, что ли?
И тотчас же на крыльце появлялась девочка с длинными косичками.
— Принеси воды. Ребята заморились без питья! — кричал ей дед.
Девочка убегала и через минуту снова появлялась, неся на плече большой узкогорлый кувшин.
Дед Аракел, высоко подняв тяжелый кувшин, пил из горлышка. Круглый, заросший кадык то проваливался куда-то, то снова выкатывался под самый подбородок. Казалось, дед хочет проглотить нерасколотый орех — и не может.
Отпив, он протягивал нам кувшин. Мы по очереди обхватывали кувшин обеими руками, пыжились, но удержать его на вытянутых руках не могли. И это при Асмик!
Казалось, старик делал это нарочно, чтобы посрамить нас в ее глазах!
Я с ужасом замечал, что Асмик тоже смеется над нашей беспомощностью. Как-то она не выдержала и громко прыснула.
— Пялите глаза на девчонку, а у самих силенок как у цыпленка, — злорадствовал дед Аракел.
Однажды, растроганный нашей покорностью, он сказал:
— Хорошие вы ребята, за любого из вас внучку бы выдал, да где там! Разве она пойдет? Гляди какая! Любой царевич посватается к ней.
Это задело нас за живое.
— Наплевать нам на царевичей! — запальчиво крикнул я. — Нынче царей на ослах катают…
Дед Аракел выронил инструмент. Но мы уже дали стрекача.