Избранное

Должен пояснить, что образ моих действий продиктован абсолютным доверием. Заявляю также, что и вульгарной ревности не было места в моем сердце даже в самые тяжелые моменты, когда, к примеру, Хильберто и Тереса обменивались красноречивым взглядом, жестом или просто пребывали в предательском молчании. Я заставал их в моменты внезапной тишины и крайнего смущения, когда, казалось, их души опадали разом, нагие, как два тела, прикрытые лишь краской стыда.

Я не знаю, о чем они там говорят, что думают, что делают в мое отсутствие. Зато я представляю, как они вдвоем молчат, страдают и трепещут, наедине и врозь, так же, как и я здесь трепещу — вдали от них, за них и вместе с ними.

Вот так мы и живем, в ожидании какой-нибудь случайности, которая бы положила конец этому злосчастью. Кстати, я решил по мере сил препятствовать всем возможным, обычным и естественным способам развязки. Я жажду, может быть, и тщетно, такого небывалого исхода, который отвечал бы строю наших душ.

И наконец, я должен заявить, что мне всегда было противно то, что считается великодушием. Не то чтобы я отвергал его как добродетель, поскольку в иных меня прельщает их внутренняя доблесть. Но что касается меня, то я не в силах себя преодолеть тем более, коль скоро надлежит направить добродетель против моей собственной семьи. Боязнь свеликодушничать, сойти за благородного супруга не позволяет мне пожертвовать собой и заставляет все также пребывать в позорной роли помехи и очевидца. Я понимаю, что ситуация уже невыносима; однако постараюсь сделать все, чтобы она длилась до тех пор, пока не буду исторгнут из нее волею случайных обстоятельств.

Есть жены, что умоляют мужа о прощении в рыданиях, стоя на коленях, глядя в пол. Если подобное произойдет с Тересой, я брошу все, поняв, что проиграл. Тогда-то я и стану, после стольких титанических усилий, обыкновенным обманутым супругом. О Господи, укрепи мой дух в уверенности, что Тереса не умалится до подобной сцены!

Пьеса «Возвращение крестоносца» имеет неплохой финал: в последнем акте Грисельду постигает романтическая смерть, а два соперника, побратимы во страдании, отбрасывают шпаги и клянутся погибнуть в героических сражениях. Но в этой жизни все иначе.

Пожалуй, между нами все кончено, Тереса, это так, но занавес пока не опустился и нам придется жить дальше любой ценой. Да, жизнь к тебе не благоволила.

Возможно, ты чувствуешь себя, как та актриса, что остается одна под сотней устремленных взглядов, когда уже не деться никуда. Текст кончился и нет суфлера, чтобы хоть что-то подсказать. Однако публика ждет, волнуется и со скуки начинает плести истории вокруг тебя. Ну что ж, Тереса, настал твой час импровизировать.

Из книги «ПЕСНИ ЗЛОЙ БОЛИ» (1951–1960)

Иной раз мне думается, что по ту сторону ничего нет. Но это не важно. С меня довольно его самого, он шлет мне вызов, в нем вижу я жестокую силу, усугубленную непостижимой злобой. Вот эту непостижимую злобу я больше всего ненавижу; и будь Белый Кит всего лишь орудием или самостоятельной силой, я все равно обрушу на него мою ненависть.

Моби Дик, глава XXVI

[19]

^[комм.]

LOCO DOLENTI

[20]

Настоящим доводим до сведения всех заинтересованных лиц, что поиски прекращены. Комитет принял единогласное и окончательное решение приостановить новые попытки в этом направлении, после того как последние отряды сентименталов безвозвратно сгинули в дремучих лесах недоразумений, среди страниц душещипательных романов, в пучине Саргассова моря. Чудом уцелели лишь их улыбки, взгляды и запахи, да и те в конце концов были благополучно отправлены на свалку, ставшую их братской могилой.

Комитет не только не намерен с былой благосклонностью принимать преступных обманщиков, услаждая их слух звуками лютни и льстивыми речами, но готов предать их суду за искажение человеческой натуры и отныне лишает своего доверия психиатров, хирургов, промышляющих пластическими операциями, и прочих профессиональных мошенников.

С другой стороны, глубочайшей благодарности заслуживают те представители прошлого, кто искренне или злонамеренно стремился облегчить либо усложнить эти поиски, предлагая ложные пути и потворствуя обману. В их числе следует особо упомянуть господ Отто Вейнингера, Поля Клоделя и Райнера Марию Рильке, которые проявили поистине дружеское участие, постаравшись избавить Комитет от излишних забот и ошибок и предоставить в его распоряжение целый свод знаний о данном предмете, не говоря уже об их бесценных советах. Им, равно как и другим, не столь известным доброжелателям, — самая сердечная признательность.