Избранное

Николай Петрович надел рюкзак и направился к двери. Минута была столь торжественная, что хотелось считать: три, два, один... пуск! Николай Петрович открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

- Подожди! - вскричал Иван Сергеевич. - Я сейчас фотоаппарат вынесу, чтоб на всю жизнь!

- Ладно, давай, - согласился Николай Петрович, - только быстрее, в походе каждая секунда на счету.

Иван Сергеевич убежал за фотоаппаратом, а Николай Петрович вызвал лифт и поехал вниз. Во дворе его окружила ребятня.

- Самая высокая гора в мире Джомолунгма, - объяснил им Николай Петрович. - Протяженность железных дорог в нашей стране - около ста сорока тысяч километров.

А тут и Иван Сергеевич выбежал с фотоаппаратом. Он сфотографировал Николая Петровича с детьми, потом попросил соседку Марию Федоровну, возвращавшуюся из магазина, сфотографировать его и Николая Петровича вместе, потом только себя, а потом Николай Петрович сказал:

- Жаль, темнеть уже начинает. Эх, если б завтра не на работу!

И пошел обратно в подъезд. На пороге все же обернулся и крикнул детям:

- Самое глубоководное озеро в мире - Байкал!

"Вот люди в поход ходят, а я сижу как пень дома!" - с горечью подумал Иван Сергеевич, глядя вслед Николаю Петровичу, и пошел домой проявлять пленку, чтобы остались на память об этом необычном дне хотя бы фотографии.

Мой друг

По утрам он любил разговаривать с первой программой Всесоюзного радио.

- Доброе утро, товарищи! - говорило радио.

- Доброе утро! - отвечал он.

- Приготовьтесь к утренней физзарядке, - говорило радио.

- С удовольствием! - отвечал он.

На работу он всегда опаздывал, потому что у входа в метро пропускал всех вперед. Но начальник его не ругал, потому что еще с порога он спрашивал, что нужно сделать.

Он очень любил свое рабочее место и, прежде чем приступить к работе, доставал из портфеля фланелевую тряпочку и тщательно перетирал все скрепки, карандаши и поверхность стола.

Стол его стоял у окна, за которым мелькали туда-сюда прохожие, и, если из них кто-нибудь что-нибудь ронял, он выскакивал на улицу, чтобы поднять.

А прежде чем выскочить на улицу, он тщательно одевался, чтобы не простудиться и никого не заразить. На "вы" он называл даже собак и кошек.

О его отношениях с женщинами ходили невероятные слухи. Так, например, говорили, будто бы он... Нет, вы не поверите!

А еще говорили, что он часто проводит вечера у памятника Пушкину, где встречаются влюбленные, и если какая-нибудь девушка остается одна, он дарит ей цветы и поспешно уходит, чтобы она не подумала ничего плохого.

Я с ним познакомился случайно. Я шел по улице Горького и чихнул, и вдруг услышал, как с противоположной стороны кто-то крикнул: "Будьте здоровы!" Я глянул туда и увидел его.

Он был в самодельной вязаной шапочке, темном ватном пальто и в ботинках с галошами. Он всегда покупал в магазинах самые плохие вещи, чтобы другим остались получше.

Он стоял на тротуаре под огромной сосулькой, чтобы она никого не убила.

Я ему сказал, что у Белорусского вокзала на доме, где "Молоко", сосулька еще больше, и мы пошли туда.

По дороге он рассказал мне анекдот: "Приходит муж домой, а жена - обед готовит!". А я ему в свою очередь рассказал, какая вчера была погода.

Он слушал с большим вниманием, удивленно качал головой и приговаривал: "Ну надо же!"

Мы сразу понравились друг другу и подружились. А когда он узнал, что я родился 27-го числа, то пришел в неописуемый восторг. Потому что, как он объяснил, из 2 и 7 складывается цифра 9, а все цифры до тысячи он считал счастливыми.

Но окончательно он удивил меня, когда выяснилось, что некоторых слов он вообще не знает. Оказывается, еще в детстве он взял словарь Даля, вычеркнул из него все плохие слова и забыл их напрочь.

Гулять с ним по улицам было одно удовольствие: мы постоянно таскали тяжелые сумки за незнакомыми женщинами, переводили через дорогу старушек, а по субботам с утра стояли на площади Свердлова и объясняли приезжим, как пройти в "Детский мир".

Хорошее то было время! Никогда в жизни мне не было так спокойно и легко на душе.

Но однажды (да, это было!) мы поспорили. Вернее, спорил я, а он только улыбался и поддерживал меня под руку, чтобы я не поскользнулся и не упал.

О чем я спорил, уже не помню. Я к тому времени стал очень хорошо относиться к себе, и все, что ни делал, казалось мне единственно правильным.

Помню лишь, что распалился я не на шутку, выдернул свою руку и пошел в обратную сторону.

На перекрестке я все же обернулся - он шел, поскальзываясь и взмахивая руками. Он ведь всегда покупал самые плохие вещи, и ботинки у него были скользкие, как лыжи.

Я хотел было вернуться и помочь ему, но самолюбие остановило меня. "А, ничего с ним не случится!" - подумал я и пошел дальше.

С того дня я его больше не видел. Я долго разыскивал его: звонил в институт Склифосовского, в милицию. В институте Склифосовского мне сказали, что таких нет, но, возможно, еще будут. А в милиции сообщили, что им все известно, за исключением того, что интересует меня.