Автор «Татарской пустыни» смотрит на жизнь печально. Он не находит в ней ничего такого, что могло бы вызвать восторг и веру в лежащие за пределами человеческой личности трансцендентные смыслы и ценности, будь то Бог, достижения современной науки и техники или государство. Однако это вовсе не превращает Дино Буццати в «декадентского Смертяшкина», кокетливо эстетизирующего Смерть именно потому, что он видит в ней не великую жизненную реальность, а всего лишь один из атрибутов той игры, в которую ему хотелось бы превратить поэзию, искусство и само человеческое существование. «Татарская пустыня» порождена не пессимизмом, а гуманизмом, верой в самостояние человека, как сказал бы Пушкин, а также в возможность гармонии между человеком и окружающей его природой. Герой романа умирает улыбаясь, бросив последний взгляд на клочок звездного неба, видимый в окне грязного, пропахшего помоями постоялого двора.
Идеологический кризис середины 50-х годов, вынудивший наиболее передовую часть итальянской интеллигенции пересмотреть свое отношение к идеалам Сопротивления и отказаться от эстетики неореализма, творчество Буццати не затронул. И это понятно: умеренный консерватор, он, как уже говорилось, никогда не связывал с крушением тоталитарного режима Муссолини политических или социальных надежд и не питал иллюзий, утрату которых ему пришлось бы оплакивать. Так называемое неокапиталистическое общество потребления усилило его меланхолический скептицизм, но, дав ему новые сюжеты, не повлияло сколько-нибудь существенно ни на его миропонимание, ни на его литературный стиль. Именно в конце 50-х годов к Буццати приходит широкое признание. В 1958 году он издает сборник «Шестьдесят рассказов» и получает за него одну из самых престижных в Италии литературных премий — «Стрега». В 1960 году выходит повесть «Увеличенный портрет», которую критика тут же объявляет первой итальянской научно-фантастической повестью — очевидно, прежде всего потому, что это было просто хорошее, по-настоящему художественное произведение с весьма характерным для Буццати фантастическим сюжетом, но обставленное некоторыми аксессуарами модных в ту пору историй о роботах. За «Увеличенным портретом» последовал большой психологический роман «Любовь» (1963), имевший шумный и несколько скандальный успех, и сборник рассказов «Коломбр» (1966). В это же самое время Дино Буццати издает несколько книг стихов, пробует свои силы в драме, рисует декорации и комиксы и даже сочиняет либретто опер и оперетт, как правило, инсценируя собственные фабулы. Он живет напряженной творческой жизнью, сторонясь, однако, артистической богемы и сохраняя верность старомодной светскости стареющего джентльмена.
Однако литературные и художественные успехи Буццати не повлияли на его связь с газетой. Основным и главным его занятием всегда оставалась журналистика. Он по-прежнему публиковал в «Коррьере делла сера» острые, иногда несколько ироничные репортажи (в одном из них, «Крыши Кафки», написанном в 1964 году в Праге, он добродушно посмеялся над теми из своих критиков, которые усматривали кафкианство даже в посылаемых им телеграммах) и с конца 50-х годов вел раздел художественной критики. «Журналистика, — говорил Буццати, — является для меня не вторым ремеслом, а одним из аспектов моей профессии. Оптимум журнализма совпадает с оптимумом литературы. И я не понимаю, почему занятие журналистикой, если речь идет о хорошей журналистике, может повредить писателю. Более того, я думаю, что некоторые эпизоды повседневной хроники прямо и непосредственно содействуют достижению художественного эффекта».
Подобно Достоевскому Дино Буццати страстно любил газету за то, что она вводила его в стремительный поток сиюминутной жизни, но также и потому, что сквозь призму газетной полосы он мог разглядеть фантастику жизни или, вернее, ту глубинную суть реальной действительности, для правдивого, «реалистического» воспроизведения которой лучше всего подходили намеренно остраненные, фантастические ситуации литературных парабол. Нетрудно заметить, что на уровне фабулы рассказ «Друзья» перекликается не столько с романтическими новеллами о привидениях или мертвецах, сколько с фантастическим рассказом «Бобок», включенным в знаменитый русский журнал, обычно именуемый «Дневник писателя».