Избранное

— Со дня на день я могу отсюда уехать, — продолжал Просдочимо. — Если бы не господин полковник, который не хочет со мной расстаться… Не понимаю, что тут смешного?

В полумраке подвала действительно раздалось придушенное хихиканье троих подмастерьев, которые с преувеличенным усердием низко склонились над шитьем. Старичок же продолжал писать, ни на кого не обращая внимания.

— Чего смеетесь-то? — переспросил Просдочимо. — Очень уж вы шустрые. Рано или поздно сами это поймете.

— Действительно, — поддержал его Дрого, — ничего смешного не вижу…

— Дураки, — сказал портной. — Что с них взять?

В этот момент на лестнице послышались шаги, и в дверях показался солдат. Просдочимо вызывали наверх, к начальнику вещевого склада.

— Извините, господин лейтенант, — сказал портной. — Служба есть служба. Через несколько минут вернусь. — С этими словами он стал подниматься по лестнице за солдатом.

Дрого, решив подождать его, сел. После ухода начальника трое подмастерьев прекратили работу. Старичок оторвал наконец глаза от своих бумаг, поднялся и хромая подошел к Джованни.

— Слыхали? — спросил он, многозначительно кивнув на дверь. — Слыхали? А знаете, господин лейтенант, сколько уже лет он здесь, в Крепости?

— Откуда ж мне знать?

— Пятнадцать, господин лейтенант, пятнадцать проклятущих лет, а все твердит одно и то же: я здесь временно, не сегодня завтра…

Один из подмастерьев что-то пробурчал. По-видимому, эта история была постоянным предметом их насмешек. Но старичок даже не глянул в ту сторону.

— А сам никогда с места не сдвинется, — сказал он. — И Просдочимо, и наш комендант, господин полковник, и многие другие останутся здесь, пока не подохнут. Это уже какая-то болезнь. Смотрите, господин лейтенант, вы еще новичок, только приехали, смотрите, а то поздно будет…

— Не понимаю…

— Уезжайте отсюда как можно скорее, пока не заразились их манией.

— Я здесь всего на четыре месяца, — сказал Дрого, — и не имею ни малейшего желания задерживаться.

Но старичок не унимался:

— Берегитесь, господин лейтенант. Все началось с полковника Филиморе. «Готовятся важные события», — говорил он. Я прекрасно помню: это было лет восемнадцать назад. Да-да, «события» — именно так он и говорил. Его слова. Вбил себе в голову, что Крепость — бог весть какой важный объект, куда важней, чем все остальные, а в городе просто ничего не понимают. — Старичок говорил медленно, замолкая чуть не после каждого слова. — Вбил, понимаете, себе в голову, что Крепость — важнейший объект и тут обязательно должно что-то произойти.

Дрого улыбнулся.

— Должно произойти? Война, что ли?

— Кто его знает, может, и война.

— Нашествие из пустыни?

— Не иначе как из пустыни, — подтвердил старичок.

— Но кто, кто же может оттуда напасть?

— А я почем знаю? Ясное дело, никто. Но господин полковник изучил карты и говорит, что есть еще татары — остатки древнего войска, — и они где-то там бродят.

В полутьме подвала послышалось дурацкое хихиканье подмастерьев.

— Вот они их и ждут, — продолжал старичок. — Послушать господина полковника, господина капитана Стиционе, господина капитана Ортица, господина подполковника, так каждый год может что-то случиться. Будут твердить одно и то же, одно и то же, пока их не уволят на пенсию. — Старичок, замолчав, склонил голову к плечу, словно прислушивался. — Кажется, кто-то идет.

Но было совсем тихо.

— Я ничего не слышу, — сказал Дрого.

— Вот и Просдочимо, — снова заговорил старичок, — ведь простой сержант, полковой портной — а туда же, заодно с ними. Тоже ждет. Уже пятнадцать лет… Но вы, господин лейтенант, вижу, мне не верите. Молчите, а сами думаете, мол, чепуха все это. — И добавил почти умоляюще: — Послушайте меня, будьте осторожны. Ни за что не поддавайтесь, не то навсегда останетесь здесь, вы только в глаза ему посмотрите…

Дрого не ответил. Он считал, что ему, офицеру, не подобает откровенничать с такой мелкой сошкой.

— А вы-то, — спросил он, — что делаете здесь вы?

— Я? Я его брат и работаю вместе с ним.

— Его брат? Старший?

— Ну да, — улыбнулся старичок, — старший брат. Я тоже когда-то был военным, но сломал ногу и вот, дошел до такой жизни.

В тиши подземелья Дрого слышал, как бьется его собственное сердце. Выходит, даже старичок, корпящий в подвале над счетными книгами, даже это странное и ничтожное существо ждет от судьбы испытаний и готовится к подвигу? Джованни смотрел ему прямо в глаза, а тот грустно кивал в знак того, что ничего не поделаешь. Такие уж мы есть, казалось, говорил он, и никогда нам от этого не исцелиться.

Может, потому, что где-то на лестнице открылась дверь, до их слуха донеслись далекие человеческие голоса, но откуда они исходили — определить было невозможно. Время от времени голоса замолкали, оставляя ощущение пустоты, но вскоре вновь начинали звучать, то удаляясь, то приближаясь, словно медленное дыхание самой Крепости.