Избранное

Какая-то молоденькая девушка села в постели и обеими руками схватилась за волосы. То в одном, то в другом углу простуженно чихали. Андраши, хромой официант, побагровев лицом, схватил свою палку и угрожающе воздел ее к потолку. Зашевелились и обитатели дальнего помещения; тетушка Мари, вдова сапожника, вытащила из-под подушки очки, доставшиеся ей от мужа в наследство, нацепила их на нос и, склонившись над спящей рядом Данишкой, тоже вдовой, принялась осторожно будить ее.

— Чего стряслось-то? — ворчливо отозвалась та. — Опять, что ли, вам лошадь во сне привиделась?

— Супостат под боком! — прошептала тетушка Мари, наклонившись к морщинистому лицу соседки.

— Под боком? — сонно переспросила Данишка. Она осторожно ощупала свои бока и отрицательно покачала головой, поудобнее устраиваясь в постели.

В ближнем подвале зажгли свечу; свет ее короткими желтыми сполохами, напоминающими чью-то дробную, бойкую скороговорку, стремился выхватить отдельною подробности этого слитого воедино подземного мира. Полуодетые людские фигуры в рубашках, штанах, шалях заколыхались в полумраке.

— Что случилось?

— Кто эта женщина? — спросил Полес, старый возчик, — он лишь недавно переселился сюда из Ференцвароша, после того, как дом их разбомбили, — и указал на высящуюся в дверях седовласую старуху. — Я ни разу ее не видел.

— Это тетушка Анна, — ответил его брат, почтальон на пенсии. — С третьего этажа.

— Что-то я не видел ее в подвале, — пробурчал старый возчик.

— Она отсиживалась у себя в квартире, — пояснил бывший почтальон. — Я, говорит, не крыса, чтоб по подвалам хорониться.

— А чего ж сейчас-то заявилась?

— Что случилось, тетушка Анна? — испуганно повторял все тот же женский голос.

— Пресвятая дева, русские пришли! — визгливо вторил ему другой.

Вмиг все обитатели подвала очутились на ногах. Женщины с причитаниями окружили стоящую в дверях старуху, которая, притиснув одну руку к животу, а в другой зажав крохотный узелок, смотрела на взволнованную толпу; лицо ее неподвижно застыло. Черный вязаный платок сполз у нее с головы, и серо-стальные пряди волос вздымались на сквозняке, как облачко пыли; а ископаемо-древние черты крупного, ширококостного лица в нетронутом спокойствии хранили на себе следы божественных перстов, вылепивших его когда-то. У серых, близко посаженных глаз ее был какой-то рыжеватый отблеск, словно в них отражались красные яблоки древа познания.

— Что, пташки мои, встрепенулись? — воскликнула старуха, опершись плечом о дверной косяк. — Креста на вас нету, ленивое отродье! Даже в судный день умудряются храпеть так, что заглушают ангельские трубы. А ну, за работу, марш — воду таскать!

— Никак, в доме пожар? — в ужасе вскрикнула беременная молодуха, инстинктивным движением прикрывая живот руками.

— Какой там пожар, милая! — по-прежнему не дрогнув ни единой черточкой лица, ответила старуха. — Кофейку хочу попить.

С этими словами она швырнула наземь свой узелок, подавшись вперед, оперлась ладонями о колени — точь-в-точь девчонка, изготовившаяся дразнить сверстников, — и разразилась таким оглушительно-озорным хохотом, на какой только был способен ее низкий, мужеподобный голос. Крупное, костистое тело старухи колыхалось из стороны в сторону, иссушенное, словно вылепленное из глины лицо едва не рассыпалось в прах в этой буре веселья, глаза ее блестели.

— Никакого пожара нету и в помине, — резко выкрикивала она, — просто мне кофейку захотелось, милочка моя!.. Кофейку! Да поскорее, покуда весна не разгулялась! — добавила она, в безудержном веселье хлопая себя ладонями по бедрам. — Я слышала, Данишка, у вас картошка прорастать начала?

— Да нету у меня ни одной картофелины, тетушка Анна, — испуганно откликнулась вдова.

— А я думала — есть, — язвительно пробурчала старуха. — Ну, ничего, не сейчас, так через год будет, коли доживете, Данишка!

— Побойтесь бога, тетушка Анна, ведь вы же сами сказали, будто русские уже тут! — жалобно воскликнул бывший почтальон.

— И речи об этом не было, — покачала головой старуха.

— Тогда зачем же вы сюда спустились?

— А затем спустилась, что из квартиры меня вышибли, уважаемый, — ответила тетушка Анна. — Потолок обрушился, чуть насмерть меня не задавило. Ну ладно, пташки мои, хватит прохлаждаться, давайте печь затопим, будто нам на Синайской горе огонь возжечь надобно!

— Потолок обрушился? — дрожащим голосом повторила тетушка Мари, вдова сапожника. — Боже правый, ведь так и погибнуть недолго, тетушка Анна!

— Эка невидаль, милая, — раскатисто ответила старуха, подняла с пола свой до смешного маленький узелок и размашистой, тяжелой поступью направилась к плите в дальнем помещении подвала. — Раз на заводе рядом со мною электрическая печь на воздух взлетела, а меня бог уберег… Так кто из вас добром своим со мною поделится?