Квартиру обещали, но никто не знал, какая она будет. Двухкомнатная не годилась. Нужен кабинет Георгию, чтоб не уходил по вечерам заниматься в свое управление. Нужна комната Нине и Гаянке. И общая столовая. Артюша привык к самостоятельности в своем чуланчике. Нина обещала отгородить ему угол. Георгий над их планами смеялся.
— Может быть, вам пять комнат на золотом блюдечке?
— Пять не бывает, — отвечала трезвая Гаянка.
Получили три. С большой кухней, где можно обедать, с широкими подоконниками, куда можно поставить давно желанный аквариум.
Про подоконники дети сообщили, когда приехали из очередного рейса. Ваче коротко сказал:
— Через пятнадцать минут грузовик будет. Задержались — грунт на плотину возили.
Значит, позвонил в управление. Внимательный, исполнительный, но с какого-то времени Нина не могла заставить себя смотреть в его бесстрастные красивые глаза.
— Кофе выпьешь? — спросила она.
Ваче передернул плечами. Кто же отказывается от чашки кофе? Выходец из турецкой Армении, он сам научил Нину варить крепкий сладкий кофе, подернутый густой рыжей пеной.
Он отставил стул подальше от стола, сел и натянул на острое колено черный берет. Бабушка Заруи оживилась:
— Эй, парень, не женился еще?
Ваче сделал пренебрежительный жест.
— Почему не женился? Думаешь, очень молодой? Совсем ты не молодой.
Он сощурил глаза:
— Женился бы, да не на ком.
— Вот тебе раз! — старуха хлопнула себя по коленям. — Уж чего в наше время много, так это девушек. В каждом доме есть.
— Не устраивают меня эти девушки.
— Почему? Ученые есть, с высшим образованием, отцовы дочери.
Бабушка Заруи засмеялась тоненьким смехом, предвкушая ответ, который не обманул ее ожиданий.
— Курицы. Протянешь руку — она и присела. У каждой могу в первый же день поцелуй получить. Пусть одна мне пощечину даст — в тот же день женюсь.
Бабка довольно смеялась. Ваче маленькими глотками тянул кофе. Со двора прибежали дети:
— Мама, грузовик пришел.
Раскрыли вторую створку дверей, и распахнутая настежь квартира сразу сделалась всем доступной и ничьей. Большие, сильные мужчины, от которых пахло табачным перегаром и соленой рыбой, с криками и кряхтеньем выносили мебель. Вещи тоже изменили свои формы. Сдвинутые с места в комнате, они казались большими и неуклюжими; погруженные в машину, сделались облезлыми и жалкими.
— Мама, посмотри, под шифоньером оказались два мячика от пинг-понга, — вопила Гаяна, — а мы думали, что их Альфа проглотила. А вот твоя губная помада, она закатилась в щелку.
Нина взяла блестящий цилиндрик с высохшей красной палочкой. Когда-то, очень давно, они собирались в театр, а помада пропала. Георгий сказал: «Черт с ней. Ты и так лучше всех…»
— Грузовик ушел, — сообщил Ваче, — поедем. Что еще осталось?
Запихали в сетку кофейник, чашки, хлебницу, старую куклу Гаяны, какие-то банки, мыльницу с мылом…
Ваче хотел взять горшок бегонии с большими красными листьями.
— Не надо, — резко сказала Нина, — пусть остается.
Ничего больше не было. Ничего.
Они уселись в машину. Соседи махали руками: «Счастливо, счастливо…»
Новая квартира была гулкой и пустой.
Хотя на полу были свалены книги, а по стенам расставлена мебель, она оставалась гулкой и пустой.
Дети, обессиленные событиями этого большого дня, заснули на широкой тахте, которая по плану должна была стоять в кабинете Георгия. Рабочие по ошибке занесли ее в комнату Нины и Гаянки.
— Пусть она здесь остается, мне так нравится, — бурно требовала Гаяна.
— Нет, — сказала Нина, — ее надо перенести. — И вдруг, почувствовав непреодолимую усталость, махнула рукой: — Ну, пусть…
К вечеру все было растыкано по местам, вчерне, приблизительно. Кастрюли на кухне, книги в кабинете, чемоданы в спальне. Из чемоданов Нина вынула только посуду. Ничего не разбилось.
Дети уже давно спали. Голые лампочки заливали комнаты нежилым светом. В неприкрытые окна смотрела темень. Громко тикали часы, Нина развязывала пачки книг. Сначала разбирала — техническую литературу отдельно, классиков отдельно. Потом, рассердившись на себя, стала расставлять все подряд. Скоро оставалось только вынести гору упаковочной бумаги и кучу растрепанного шпагата. Она взяла в охапку сколько могла унести и вышла в переднюю в ту минуту, когда щелкнул английский замок. Сперва она только удивилась: у Георгия, значит, уже есть свой ключ. Потом услышала голоса. Груда бумаги заслоняла ее лицо, она не видела тех, кто пришел. Только слышала смех Георгия и Симона. Они еще кого-то звали войти.
В кухне Нина сбросила свою ношу прямо на пол. Только Георгий мог притащить в такой день посторонних людей. Но и это уже не имело значения.
В кухню вошел Симон, как всегда добрый и все понимающий.
— Ты уж прости, — сказал он, — понимаешь, настоящее новоселье — это именно в первый день. Георгию очень хотелось…
— Конечно, что ты, я рада, — привычно отвечала Нина.
Она развязала передник, отряхнула платье, вымыла руки. Из крана текла горячая вода. Это было наслаждение — держать руки под струей теплой воды. Очень хорошо жить в доме, где течет горячая вода.