Избранное

Накануне она объявила Зое и Анне Николаевне:

— Завтра вставать. Костыли приготовили?

У Анны Николаевны костылей не было. Несколько дней назад ей высоко загипсовали ногу, и она никак не могла к этому привыкнуть. Прежде, с ногой на вытяжке и спицей, пропущенной через колено, было вроде гораздо удобнее.

— Да я ее с места не сдвину, — мрачно сказала она.

— Сдвинете, — пообещала Тина Марковна и повернулась к Зое. — У вас какой день после операции? Десятый, верно?

Больше в этой палате у нее подопечных не было. Молодая женщина, оперированная по поводу аппендицита, оказалась в травматологическом отделении случайно. Грузную старуху, с кольцами седых волос, еще не оперировали. У нее тяжелый перелом бедренной кости и какие-то неполадки с кровью. Галине недавно сделали пересадку.

Определив обстановку, Тина Марковна сказала: «Ну, значит, до завтра». И ушла, поблескивая крупными лиловыми серьгами.

— Будете теперь ее ждать, как Маню небесную, — засмеялась Тося, женщина, у которой вырезали аппендикс.

Глядя на Тосю, никто не поверил бы, что она мать восьмилетнего мальчика. Когда ее, плоскую, маленькую, уложили на Наташину койку, Анна Николаевна сказала: «Ну обратно к нам девчонку привезли».

Наташина койка дня два пустовала. Потом заведующая отделением Прасковья Павловна как-то в неурочный час зашла в палату и сказала буфетчице, которая разносила хлеб:

— Маша, ты смотри обед мне оставь. У меня сейчас операция, так я после пообедаю.

Через часок привезли Тосю. Прасковья Павловна дружила с ее свекровью и потому положила Тосю в свое отделение и разрешала ей некоторые поблажки. Посетители являлись к Тосе в любое время. Каждый день наведывалась свекровь, еще молодая, модно одетая и очень деловая. Даже из палаты она то и дело отправлялась звонить по телефону. Небрежно и немногословно пообещала Зое достать дубленку и мужскую пыжиковую шапку.

— Товароведы могут, — объяснила потом Тося.

Все свободное время у Тосиной койки просиживал золотисто-рыжий молоденький муж. Гораздо реже приходила ее мать и приводила черноглазого, диковатого мальчика, который на всех смотрел сумрачно и хмуро.

Очень скоро все узнали, что рыжий Виталик — второй муж, а мальчик от первого, который был «грузин или армянин», как сказала Тося.

Татьяна Викторовна, что лежала на месте Варвары, строго заметила:

— Однако это очень большая разница.

Она и сейчас не дала спуску Тосе.

— Что вы имеете в виду? Какую Маню? — спросила она звучным голосом бывшей оперной певицы.

— Ну, откуда я знаю? Маню небесную — все так говорят.

— Может быть, все-таки не Маню, а манну, которой бог спас от голода евреев при выходе их из Египта?

— Ну и пусть. Мне-то что! — пожала плечами Тося.

— А то, что надо знать слова, которые употребляешь. И вообще некоторые вещи знать необходимо.

— Для чего мне всякой чепухой мозги засорять?

— Это древняя культура человечества!

— Древняя, а сейчас двадцатый век. И меня современная культура больше интересует. Например, достижения науки. У вас дома, к примеру, холодильник, а вы даже не знаете, по какому принципу он работает. — Тося была техником по холодильным установкам. — Да вы и утюг электрический не почините, — она снисходительно покачала золотой головкой, — я лично вас уважаю, но, если разобраться, вы в современной жизни человек отсталый.

— Я тоже не могу починить утюг, — этими словами Зоя причислила себя к лагерю Татьяны Викторовны, но та не нуждалась в поддержке.

— О одиночество! О нищета! — проскандировала она музыкальную фразу и пояснила: — Я имею в виду нищету духовную.

Тося, которую ни одно из этих понятий не могло касаться, копалась в своей забитой продуктами тумбочке. После операции ей надо было питаться. Виталик приносил бидоны с куриным бульоном и, примостившись в ногах ее койки, уговаривал:

— Ну выпей, вместо водички выпей…

А она, сознавая свою ценность, томно капризничала:

— Ох, да не хочу я! Что ты меня закармливаешь. Отсядь на стул, а то ты дрожишь, и мне твоя дрожь передается. Соку дай. Да не апельсинового, у меня от него рот дерет. Мангового дай.

Ей очень нравилось быть избалованной и любимой.

Да и кому это не нравилось! К Татьяне Викторовне каждый приемный день приходил стройный старичок, нежно целовал ей руку, выкладывал из кошелки подношения и отсиживал положенное время, пока она не отсылала его домой. Галина как-то в разговоре простодушно помянула его «ваш муж», на что Татьяна Викторовна сделала рукой отстраняющий жест:

— Федор Федорович мне не муж. Но должна сказать, что я до сих пор очень ценю мужское внимание.

Ее привезли с осколочным переломом шейки бедра через три дня после Зоиной операции, когда полубредовая ночь и дни, насыщенные тошнотворностью эфира, были уже позади. Счастливое ощущение собственного благополучия делало Зою повышенно отзывчивой.

— Конечно, это не опасно, но в вашем возрасте, вероятно, тяжело.

— Возраст тут ни при чем, — сухо отрезала Татьяна Викторовна. — Скоро придет врач? Дайте мне, пожалуйста, зеркало.