Снова скрежет зубовный и пьяниц похмельная рвота, над очком бесконечного нужника клекот и стоны. Мутный взгляд друг на друга, гримаса, земные поклоны над клоакой с настойчивостью идиота. Полудохлые дурни рогатые, вмиг постаревшие дети, от недуга любовного ищем спасенья в борделе. Мы ведь шли к вам на праздник, но видеть нас не захотели… Вечный в памяти шанкр, вечно совесть вопит на рассвете. Об заклад головой против ляжек мне биться до смертного пота.
Я в оркестре покинутых — рог, на котором трубишь ты свои позывные, дудка-единорог, атакующий с риском разбиться. Я ушиблен не раз о барьеры фальшивой и лживой девицы. Есть разумные, знаю, но мне попадались шальные, школы боли и мрака способнейшие ученицы. Я светильник без масла, вотще возмечтавший о свете. Я козел отпу… нет, отвращения: сам не заметил, как во рву оказался зловонном и вязком, где правят коварные львицы, и откуда к тебе я взываю, пока не сомкнулись клыки их стальные.
ПОСЫЛКА
Боже воинств, ответь мне, за что пред тобой я в ответе, если сам ты расставил капканы тоскующей плоти, и я вновь подавился наживкой, как давятся лакомством дети, той наживкой со вкусом порока и смерти; и крик мой, в полете оборвавшись, затих. Ты опять не ошибся в расчете.
Так не дай разорвать твои сети.
Из книги
«БЫЛЫЕ НАЧАЛА» (стихотворения)
1935–1986
ЗАГАДКА
Ищу ключи к загадке красоты,
твои черты запомнив наизусть.
Бездонными глазами смотришь ты,
но даже бездна не вмещает грусть.
Таинственно задумчив этот взгляд,
а в чем секрет — не приложу ума.
Черты без слов так много говорят,
в твоих глазах — сияющая тьма.
И стоит мне представить хоть на миг —
разгадка есть, как ждут меня сюрпризы:
твоей улыбки лучезарный блик
вновь подтвердит — не сняты с тайны ризы,
и ни один из смертных не постиг
неверную улыбку Моны Лизы.
1940
УТРЕННИЙ САД
Тут по утрам приют тепла и света,
тут веянье цветочных благовоний,
тут алый цвет, все глубже и бездонней, —
его волна захлестывает лето.
И сам хозяин здесь проходит где-то
среди цветных фонариков бегоний,
и лепестки касаются ладоней,
и жаром роз душа людей согрета.
Жилище мира, гавань свежих бризов,
алтарь гвоздики, храм священный розы,
привал в пути к заоблачному дому.
Здесь жизнь смиряет свой жестокий вызов
и кротко просит вечности сквозь слезы —
цветку, лучу и помыслу людскому.
1940
«О, время Сапотлана, ты уснуло…»
О, время Сапотлана, ты уснуло
в тени, под стражей сумрачного склона.
Лишь колокол качается бессонно,
чеканя эхо бронзового гула.
За часом час, как смена караула,
идет по кругу, мерно, отрешенно.
Расходятся кругами волны звона,
которыми окрестность захлестнуло.
О, время стройно-светлое, как длинно
разлегся полдень без конца и края,
и тонет в отголосках мир окольный.
Плывет над Сапотланом, воедино
разрозненные души собирая,
глубокий голос дальней колокольни.
СОНЕТ
В кругу моих сомнений — в круге ада,
ты высишься твердыней вековой.
Подобен стройной башне образ твой,
мир без тебя — угрюмая громада.
В моей крови — подобье камнепада,
ревущий, не стихающий прибой.
Слепит глаза песок, между тобой
и мной встает скалистая преграда.
Одолеваю горы и пригорки,
сквозь дебри пробираюсь, безоружен,
карабкаюсь по кручам, стиснув зубы.
Бесплотный день смежает веки-створки.
В их глубине — лишь тусклый блеск жемчужин.
Мы здесь одни. Молчи. И дай мне губы.
1967
«Зеленый день весь в отсветах зеленых…»
Зеленый день весь в отсветах зеленых,
в огнях надежды с их зеленым цветом.
На что надеюсь, по зеленым метам
блуждая взглядом на зеленых склонах?
Зеленый стяг над станом побежденных.
Зеленых сил кипенье щедрым летом.
Зеленый хор на смену песням спетым —
недавней белизне на вешних кронах.
Куда ты манишь? Сгинь, мираж, исчезни,
не искушай мечтою-недотрогой,
несбыточной надеждою слепой.
Я тридцать раз купался в этой бездне.
Прощай, июнь, ступай своей дорогой —
змеящейся по зелени тропой.
1949
«Все испытав, пройдя огонь и воду…»
Все испытав, пройдя огонь и воду,
терзаемый страстями и разладом,
лишь тени истин настигаю взглядом,
в волнах сомнений не нащупав броду.
К Тебе взываю: отведи невзгоду,
дозволь прильнуть к небесным вертоградам,
как свет во тьме, пребудь со мною рядом,
от суеты мне ниспошли свободу!
Но нет! Сродни глубоководным рыбам,
я так же слеп, и мне досталось то же —
вслепую плыть, надежду загубя.
Я боль свою последним вздохом выдам:
оставленность мою помилуй, Боже, —
дай мне спастись от самого себя!
1949
ДЕСИМА
Мы с тобою, видит Бог,
так же связаны в минувшем,
как дрожащий огонек
с ветерком, его задувшим.
Если мы былое рушим,
забывая про вчера,
то с огнем идет игра:
поиграл в часы досуга
и слепым оставил друга
у потухшего костра.
1950
ДЕСИМЫ,
ОБРАЩЕННЫЕ К МОРЮ
Жизни угрюмое море,