— Ты кто такой, карапуз? — удивленно спросил он.
— Я Гермес, — сказал ребенок таким тоном, будто не знать этого просто стыдно. Личико у него было по-девичьи нежное и такое прелестное, что даже чересчур широкий нос его не портил. Ушки зато были маленькие, углы рта лукаво приподняты, не очень длинные волосы вились темными локонами. Лоб — крутой, высокий, нисколько не угловатый, а мягкие брови осеняли пару больших голубых глаз, которые, при всей их живости, спокойно и пытливо разглядывали окружающий мир и чуть-чуть насмешливо смотрели сейчас на ошеломленного Прометея.
— Я, да будет тебе известно, направлялся к моему батюшке, — продолжал мальчик, опираясь на посох — ствол молодого ясеня, — и с критского берега увидел, как ты здесь что-то лепишь. У меня, да будет тебе известно, невероятно острое зрение. Что это ты делаешь?
— Созданья, — сказал Прометей, которому ничего лучшего в голову не пришло. Гермес засмеялся. Смех его звучал искренне и с искренним чувством превосходства, однако без малейшего злорадства.
— Не очень-то получается, верно? — спросил он с таким лукавым простодушием, что Прометей не мог на него сердиться.
— Ноги, пожалуй, слишком коротки, да? — молвил Гермес, указывая на первого глиняного истукана.
— Послушай-ка, ужасно любопытный Гермес, — не выдержал Прометей, — кто ты, собственно, такой? Я никогда не слыхал твоего имени. Ты наверняка не тот, за кого себя выдаешь. Выглядишь ребенком, а говоришь до того умно, будто тебе десять миллионов лет. И кто твой батюшка, и откуда ты идешь? — И вдруг с внезапно ожившей надеждой: — Тебя прислала Гея?
— Я бы мог быть и взрослым, — отвечал Гермес, — только не хочу. Понимаешь, взрослый всегда остается самим собой, а ребенок еще может стать кем угодно. Кроме того, в детстве больше узнаешь. От ребенка ни у кого нет секретов. Они говорят и говорят, а я слушаю. Вот я и знаю все на свете. Но теперь скажи мне, кто ты. Стой, не говори, я хочу сам сообразить. Хоп, догадался: ты Проми, да? Я хочу сказать — Прометей.
— Верно, — ответил Прометей, перестав удивляться. — Но откуда ты меня знаешь? Я же тебя никогда не видел.
— Ну а кем ты еще можешь быть, — сказал Гермес. — Будь ты титаном, ты лежал бы внизу, у Аида, будь ты богом, сидел бы на Олимпе, если бы только не был Посейдоном — тогда бы ты плавал в море. Лишь Артемида и Деметра бродят по разным странам, но то женщины. Аполлон тоже иногда странствует, но он никогда не заходит так далеко, и у него волосы голубые, а у тебя коричневые. Ни Кратосом, ни Бией ты тоже быть не можешь, тех я знаю в лицо. Кроме того, — добавил он, — ты совсем не похож на паршивого шпика.
— Благодарю покорно, — отозвался Прометей, — благодарю покорно. Только откуда у тебя все эти сведения?
— От слушанья, вот откуда, я же тебе говорил. Мы, титановы дети, целыми днями лежим на асфоделиевом лугу, и твой брат Эпи рассказывает нам всякие истории, память у него невероятная. Девушки-рыбы, дочери Океана, тоже трещат без умолку, да и другие кое-что рассказывают, дедушка Атлант и Гиперион, он ведь какое-то время облетал мир вместе с Солнцем. А потом является батюшка, пристает к женщинам и сулит им луну с неба. При этом тоже много чего узнаешь, например про его ссору с Герой. А иногда и Уран рассказывает о древних-предревних временах.
— Уран? А разве Кронос не разрубил его на куски?
— Конечно же, разрубил, — согласился Гермес, — но мы его опять собрали и соединили. Океановы дочери вылавливали его из моря по кускам, так что он собран еще не совсем, но более или менее. Кое-чего еще не хватает, да ведь он дряхлый старик и ужасно угрюмый, но, надо отдать ему должное, рассказывать он умеет! Детей постарше при этом всегда прогоняют, им такое слушать не полагается, только мне можно оставаться, потому что я еще маленький. Видишь, какое преимущество? Между прочим, Уран раньше тоже иногда лепил, только он месил гораздо сильнее и более горячие массы.
Прометей не знал, что и думать.
— Я, наверное, мог бы тебе сказать, почему у тебя ничего не вышло, — болтал мальчуган. — Чего ты туда намешал?
— Грязь с пожарища.
— Ах да, это старая Геина смесь. Но ее надо мять гораздо дольше, в один день это не делается! Уран в свое время месил несколько миллионов лет и каждое утро подбавлял немного росы, а каждый полдень немного молний. А что ты хотел вылепить?
Прометей поведал мальчику свою судьбу. Мгновенье он раздумывал, не Зевс ли это пытается его выспросить или склонить к нарушению только что заключенного мира, однако потом он это подозрение решительно отбросил. Зевс выдал бы себя даже в образе мальчика, и никогда бы ему не обрести такой подкупающей прелести. Итак, титан открыл мальчику свое сердце, объяснил, почему хочет создать себе сообитателей для острова в Южном море, и рассказал, как делал их до сих пор.