Большую часть этих вещей, а к ним надо прибавить еще одеяние для Геры и шапку-невидимку для Аида, Гефест изготовил загодя для тех, кто избавит его от тягостного одиночества, так что теперь он щедрой рукой раздавал дары ликующим богам и богиням, пока Зевс недовольным тоном его не спросил, неужто царь останется с пустыми руками. «Высшему — наилучшее, а наилучшее — напоследок», — гласил ответ кузнеца, и вот теперь Зевс восседал на троне, бывшем шире и выше колесницы, увенчанный короной, сияние которой затмевало блеск золотых шлемов. И все же царь был раздражен: кузнецу не следовало одаривать других богов прежде него, да еще в один день с ним. Поэтому, когда Гефест торжественным тоном сообщил ему названия камней, которыми он украсил корону, — алмаз, смарагд, рубин, опал, аметист, сапфир и бирюза, — Зевс проворчал, что он этого знать не желает, он сказал, какую вещь надо изготовить, остальное уж дело мастера! Однако, увидев расстроенное лицо того, к кому относилась эта отповедь, Зевс смягчился.
— Я доволен тобой, сын мой, — подтвердил он, — хотя считаю, что эта твоя семицветная корона все же немного тяжеловата. Вот здесь, над правым ухом, она мне давит голову. Но ты можешь позднее это исправить. Подумал ли ты об устройстве нашего жилища?
Закопченное лицо кузнеца прояснилось от усердия, медленно описав рукой круг, он в нескольких местах тряхнул ею, словно ставя там строения, о которых сейчас говорил:
— Здесь, на этой площадке, над вечной зеленью долины и под вечным снегом вершины, мыслю я воздвигнуть дворец из золота и драгоценных камней, — заявил он с такими сияющими глазами, словно видел уже творение своих рук искрящимся в свете солнца. — Обитать в нем будут царь и его супруга, и еще там будет парадная зала богов, широкая и просторная, из золота и серебра. Вокруг царского дворца я построю жилища из серебра и меди, для каждого божества, и назову их домами. Позади них расположатся медные хранилища для припасов, и все эти строения я обнесу стеной из каменных плит, которая будет защищать наше обиталище от диких зверей или других врагов. Аид и Посейдон, как я полагаю, останутся там, где они сейчас, но ежели они пожелают нас посетить, для них будут приготовлены гостевые покои в царском дворце. Так я представляю себе все в целом. Доволен ли мой царственный отец этим планом?
Кузнец ожидал радостных возгласов, но Зевс молча раздумывал, а боги не осмеливались нарушать ход его мыслей. Царя же снова раздосадовало то обстоятельство, что не соблюдено должное расстояние между ним и остальными. Ему было бы приятней, если бы дом предназначался только ему, а боги оставались бы в пещерах, но потом он подумал, что вся суть в том, как это получится на самом деле.
— План как будто бы вполне хорош, — проговорил он наконец, — но доволен я буду лишь тогда, когда все увижу своими глазами. Так приступай! Когда ты закончишь?
— На это, ясное дело, потребуется много времени, — признался кузнец.
— Как это много? — спросил Зевс удивленно и с оттенком угрозы. — Вон ты сколько всего понаделал за одну ночь: трон, корону, двенадцать шлемов и все прочее. Почему же постройка дворца должна длиться дольше? Ведь ты собираешься начать ее сразу?
— Конечно, — ответил Гефест, — конечно. — Он, правда, намеревался сначала построить дома для женщин, чтобы они наконец выбрались из своих холодных темных пещер, однако не нашел в себе мужества противоречить Зевсу. — Конечно, — подтвердил он в третий раз, но твердости в его ответе не слышалось.
Зевс прекрасно понял его тон. «Сам виноват, любезный мой сын, — думал он, — что я с тобою так строг. Принес бы подарки — трон и корону — мне одному, я показал бы тебе, как умеет благодарить царь. На глазах у всех заключил бы тебя в объятия, повел бы за пиршественный стол и усадил бы рядом с собой. А так ты поставил меня наравне со всеми, даже с Гестией и Ареем, за это будь и сам только одним из многих! Пусть это послужит тебе уроком!»
Кузнец с костылем под мышкой стоял перед ним в ожидании, наморщив лоб, подавляя в себе растущее сопротивление. Пальцами правой ноги, свисавшей с увечного бедренного сустава, он неловко поддел камешек. Это едва заметное движение растрогало Зевса, и он уже привстал с трона, чтобы все-таки заключить в объятия прилежного сына, как вдруг взгляд его упал на золотые сандалии Афины. Ее ноги нарядно сверкали, а ноги царя были босые и черные!
Исполненный холодной ярости, Зевс снова сел на место.
— Значит, все ясно, — сказал он. — Так начинай! Полагаю, что к завтрашнему дню дворец мог бы уже стоять. После этого, пожалуй, можешь несколько деньков передохнуть. Однако довольно разговоров! Вперед, за дело!
— Конечно, — упавшим голосом ответил Гефест.
В тоне царя он уловил металлический призвук, которого боялся и перед звоном которого чувствовал себя беззащитным. Точно так же звучал голос Геи, когда ее охватывал гнев, и тогда он переставал ей возражать и молча повиновался.