Избранное

— Признаюсь, мне трудно уловить, в чем заключаются ваши сложности, — продолжал его преподобие и, так как неугомонный Майло уже приготовился вмешаться вновь, остановил его мановением руки. — Нет, Майло! Мне хотелось бы послушать, что говорит наш доморощенный теолог.

— Ох, да ничего особенного, отец мой, — смиренно молвил Джеки. — По-моему, все очень просто, если только я все правильно понял. Если только. Так вот. Духи в чистом виде, говорите? А огонь настоящий? То есть могут они его, так сказать, ощущать?

— Цыц! — крикнул отец Милви. — Суарес… — Он запнулся. Давненько не читал он своего Суареса. — Ориген… — начал он. И снова замолчал. В Оригена он не заглядывал и того дольше. Он с минуту поколебался, затем опять превратился в симпатичного маленького человечка. Его лицо расплылось в благожелательной улыбке. — А скажи-ка ты мне, Джеки, почему это вообще интересует тебя?

— Да просто время так быстрее проходит, отец.

Отец Милви засмеялся.

— Ты знаешь, ты похож на одного человека… это хорошая история, мне ее рассказали на днях.

Айлин выпрямилась. Она знала, что теперь все пойдет без сучка без задоринки.

Майло явился только на пятый день. Джеки показалось, что под глазами у соседа черные круги, но он решил об этом промолчать. Собственно, он и не успел бы ничего сказать: Майло швырнул ему на кровать шляпу, сел на стул, наклонился вперед, опершись ладонями о колени, и уставился на Джеки пронизывающим взором. Вообще-то Майло — такой пухленький, самоуверенный толстячок; ротик маленький, губки сложены безмятежно, как у ребенка, который вот-вот засвистит; мысли его находятся в столь же образцовом порядке, как три ручки в нагрудном кармане, каждая с цветным пятнышком, обозначающим цвет пасты. Но сегодня ничего похожего. Джеки взглянул на его изборожденный морщинами лоб, на глубокие складки, ведущие от ноздрей к уголкам рта, и подумал, уж не наклюкался ли он.

— Джеки! — сказал Майло решительным тоном. — Я хочу поговорить с тобой насчет ада.

— А ну его! — беспечно отмахнулся Джеки. — Мура собачья, не о чем там говорить. Ты мне все уже объяснил. Это все фигурально. — И, меняя тему, он приподнялся на кровати и похлопал Майло по мясистой коленке. — Теперь послушай-ка ты меня, Майло, приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что антипапы…

Майло поперхнулся. Откинулся на спинку стула.

— Стой! — заговорил он плачущим голосом. — Сперва ангелы. Потом падшие ангелы. Потом ад. А теперь пошли антипапы. Держись ты, Христа ради, чего-нибудь одного. Меня, например, чертовски волнует проблема ада.

— Плюнь ты на нее, — успокоительно произнес Джеки. — Такие вещи нельзя понимать буквально. В смысле огонь там, пламя и все прочее.

— Но отец Милви говорит, а он прочел об этом в своих книгах, что именно буквально-то и надо все понимать. Бог ты мой, да это же краеугольный камень христианского учения. Все эсхатологические концепции в текстах, относящихся ко времени после вавилонского пленения евреев…

— Ты слишком много об этом думаешь, — сердито сказал Джеки.

— Думаю? — Майло задохнулся от возмущения, и его круглые глазки запылали. — Четыре дня и четыре ночи я ничегошеньки не делаю, а только думаю об этом! У меня от этих мыслей шарики за ролики зашли!

— Я скажу тебе, как я считаю, — доверительно произнес Джеки. — Ад, конечно, существует, я в это верю, но в нем никого нет, ни души.

— То же самое утверждает отец Конрой!

— А это еще кто?

Голос Майло стал угрюмым. Он неохотно пояснил:

— Иезуит. Отец Милви консультировался с ним по этим вопросам. Но отец Сатурнинус говорит…

— Сроду о таком не слыхивал. А этого где откопали?

— Он капуцин, читает проповеди на этой неделе в церкви святого Гавриила. Их там трое капуцинов каждый вечер в пресбитерии. Сам знаешь, в таких проповедях коронный номер — рассказ о геенне огненной. Из носа грешников вылетает огонь, из глаз огонь, из ушей огонь, и они тянут руки, моля плеснуть им хоть каплю холодной воды… картина, тебе известная! Учти, я этого не одобряю! Но пронимает это безотказно даже самое заядлое хамье, какое ничем другим не проймешь. Так вот отец Сатурнинус говорит, что все эти споры да разговоры сбили его с панталыку. Ты представь себе! Каждый вечер люди ждут, что им расскажут про геенну огненную, и Сатурнинус влезает на кафедру, зная, что они этого ждут, и зная, что рассказать он ничего не сможет. Он, конечно, запросто мог бы описать им ад как такое унылое, пустынное, заброшенное место, где все стонут и молят показать им хоть на секундочку рай, а увидеть рай у них нет ни малейшей надежды, но ведь ты же знаешь не хуже меня, что в аду должен быть огонь, навалом, много, а иначе он не стоит ни черта.

— В чем дело? — раздраженно сказал Джеки. — Я-то как могу тебе помочь? Если тебе угодно верить, что там пылает огонь и пахнет серой…

Майло схватил его за руку.

— Джеки, — прошептал он, — я совсем в это не верю, вот ни столько!

— Так чего же ты психуешь?

— Я психую потому, что не могу в это поверить! Я был счастлив, пока верил во все это! Я хочу в это верить!

Джеки возмущенно вскинул руки.