Избранное

— Право слово, мисс Уилен, с такими-то деньжищами можно купить все кресла, сколько их есть в Корке! И только поглядите на свою убогую комнату, с потолка так и сыплется покраска, прямо как снег! И занавески убогие, ветер давно изорвал их в клочья! А что бы вам купить электрокамин, и тогда всю зиму будет тепло! И два больших теплых шерстяных одеяла? И розовое стеганое пуховое одеяло? Да и вообще, эти жалкие два фунта, которые вам дает Мэлдрем, на них, право слово, ни шиша не купишь! А случаем, помрете? Тогда они куда денутся? Заберите-ка вы, милая, свои денежки и потратьте их!

Мэл противопоставил их речам свои доводы и свои уговоры. Я тоже ее уговаривал. Попросил тамошнего приходского священника ее уговорить. Предложил даже купить ей в подарок то парчовое кресло. Никакого толку. Мэл продал тетушкины акции, вручил ей чек на триста пятьдесят фунтов, пожелал ей всего хорошего, и мы оба умыли руки.

В следующий раз я получил длинное и несколько раздраженное письмо от Мэла, написанное первого числа следующего месяца — мая. Начиналось оно так: «Твоя милейшая тетушка Анна нынче утром опять объявилась у меня в конторе, сияя улыбкой, со своими обычными кивками и поклонами, и преспокойно спросила у моего старшего клерка, Муни, свои, как она выражается, дивидендики…»

В смятении Мэл сам вышел к ней.

— Но вы же продали свои акции, мисс Уилен! Вы разве не помните?

Тетушка Мария хитро улыбнулась.

— Ну да! — согласилась она. — Но свои дивидендики я не продавала!

Мэл засмеялся.

— Но ваши дивиденды поступали с вашего капитала, который вы вложили в акции. Раз клиент продает свои акции, он изымает капитал, и уже не может быть никаких дивидендов. Вам это, конечно же, понятно?

Улыбка мигом слиняла на лице тетушки Анны. Подбородок ее задрожал, смутный страх отразился во взгляде.

— Мистер Мэлдрем, вы сами знаете, не продавала я свои дивидендики. Мне нужны мои дивидендики. Вы всегда мне их давали. Они мои. Почему ж теперь вы их не даете, вы ж давали всегда первого числа каждого месяца? Почему теперь оставляете их у себя?

— Мисс Уилен, когда клиент продает свои акции, у него их уже нет. А раз у него нет акций, значит, нет и дивидендов. Вы велели мне продать акции. Я так и сделал. Я вернул вам деньги, кругленькую сумму. Если теперь вы желаете опять вручить мне эту кругленькую сумму, я с радостью куплю вам акции и вы опять станете получать дивиденды. В противном случае у нас ничего для вас нет.

Из глаз тетушки Анны хлынули слезы, она заплакала в голос, а вся контора уставилась на них обоих.

— На что мне акции? Не нужны мне больше никакие акции. Я вам вернула мои акции. Держите их на здоровье! Не нужны они мне. Мне нужны только мои дивидендики. Да и нет у меня денег, какие вы мне дали. Я купила на них кресло, и электрический камин, и костюм в магазине Даудена и пятьдесят фунтов дала канонику, чтоб служил обедни за упокой моей несчастной души, когда помру, и одолжила десять соверенов миссис Бэстейбл с нижнего этажа и еще десять — миссис Сили с четвертого этажа, и еще ушло на то на се, осталось всего несколько соверенов, и я ума не приложу, куда я их подевала. Голову готова дать на отсечение, что положила их в коричневый чайник на верхней полке, а вчера поглядела — нету их там нигде. Миссис Сили говорит, я, наверно, заварила с ними чай, но знаете, мистер Мэлдрем, нет у меня к ней никакого доверия. Мистер Мэлдрем, дайте мне мои дивидендики. Я только на них и живу, кроме моей жалкой пенсии. Будьте так добры, сейчас же отдайте мне мои дивидендики, не то я пойду позову полицейского!

Вместе с бухгалтером Мэл осторожно препроводил ее в свой кабинет, и оба на все лады битый час втолковывали ей разницу между акциями и дивидендами. Они показали ей запись о покупке акций, о дивидендах, которые они получили за год, запись о продаже акций, и красную черту, подведенную под ее счетом, — недвусмысленный знак, что счет закрыт навсегда. Но все было как об стенку горох. Тетушка Анна просто не могла взять в толк, что кто не рискует, не может быть в выигрыше. От всех объяснений она так расстроилась, а Мэл так рассердился на нее, а потом так расстроился оттого, что расстроил ее, что, желая ее утешить, вынул из собственного кармана два фунта, шесть шиллингов и восемь пенсов, ту самую сумму, которую она законно получала прежде каждый месяц, сказал, что это в последний, самый последний раз, и теперь пусть она будет добра примириться с той простой истиной, что больше ей ничего не причитается. И он проводил ее до дверей, довольную и улыбающуюся и (он надеялся) все наконец понявшую. Он написал мне об этом три страницы. Мне только и оставалось написать ему письмо с подобающими случаю извинениями и глубокой благодарностью, вложив чек на два фунта, шесть шиллингов и восемь пенсов, по которому он, к некоторому моему изумлению, не замедлил получить.

Утром первого числа следующего месяца, июня, он позвонил мне по телефону. Мне послышалось, он задыхается.