Избранное

А вы пока спокойненько продаете корабль из расчета десять процентов комиссионных с четырех миллионов плюс половина от того, что будет получено сверх назначенной суммы… Ибо это не обычная комиссионная сделка, а временный союз ради достижения священной цели, и добыча делится по древнему закону — пополам. А половина может составить солидный куш, господин Пеетерс. Если за долгие годы маклерства вы не слишком, как бы это сказать… переутомились, то вы должны знать, что мы находимся на пороге важных событий, чувствовать, что над нашей частью света собираются грозовые тучи. Один, дотла объев траву на своей делянке, зарится на соседнее пастбище; другой караулит у ограды. Один предпочитает время от времени приносить свою молодежь в жертву на поле брани, а не уничтожать ее во чреве матери; другой вынужден сгонять непрошеных гостей со своих необозримых просторов. Да, в который уже раз оно опять надвигается, ибо атмосфера сгустилась и разрядка необходима… В соответствующий момент вы намекнете о танкере всем заинтересованным сторонам. Они сбегутся, как шакалы, почуявшие падаль. А господин Пеетерс будет спокойно смотреть, покуривая сигару. Не торопитесь, но и не медлите с продажей. Вы должны сами почувствовать, когда пора сказать: «По рукам!» Кстати, это будет исключительная возможность показать, чего вы ст оите как маклер. Не забудьте, что наша «Гваделупа» сразу же потеряет цену, как только страсти улягутся. А когда ваш покупатель заплатит, вы передадите де Кастеллану его часть в банкнотах, разумеется из рук в руки. Ni vu ni connu [35], как говорят французы. Официальное списание этих миллионов будет лишь формальностью, которую выполнят в свое время. Вначале налоговые агенты еще будут проявлять интерес: «Все еще ничего не слышно, господин де Кастеллан?» — «Ничегошеньки, господа, хотя я неустанно молю господа о помощи. От моего покупателя ни слуху ни духу. Довелось же пережить эдакое на старости лет». Никто не усомнится в его словах, ибо де Кастеллан слывет примерным католиком. «Старый идиот», — скажут господа из налогового управления и, покачав головами, покинут контору.

Кругленькая сумма с нулями еще на год-другой для виду сохранится в его бухгалтерских книгах, а потом покойную «Гваделупу» можно будет считать окончательно погребенной. По мне, так пусть покоится с миром. Аминь.

Из последнего слова я понял, что он исчерпал свою программу.

— А могильщиком должен быть я, — подумал я вслух.

— Вы ничего не должны, — отпарировал он. — Вы имеете возможность. Иными словами, Пеетерсу улыбнулось счастье. Если я сейчас повернусь и уйду, значит, вы прозевали свое счастье, прозевали так же, как Папагос III и презренный Стивенсон. На мое объявление откликнулось пятьдесят шесть дельцов, и в этом списке Пеетерс восьмой. Откажетесь вы, я пойду к девятому, десятому. Буду искать, пока не найду человека, который еще не окончательно отупел от своего изнурительного труда. Не может быть, чтобы все пятьдесят шесть оказались идиотами. Ну, решайтесь! Давайте, я еще раз вкратце повторю вам десять заповедей нашей новой веры.

Вы покупаете эту прелестную штучку, не заплатив за нее. Какой нормальный деловой человек откажется от такого предложения?

Вы акцентируете переоборудование, не оплатив его.

Вы отводите танкер в безопасное место, например в Барселону, не очень далеко от сцены, где скоро разыграется драма.

Вы продаете эту штуку.

Вы инкассируете деньги.

Вы берете свою долю, то есть десять процентов плюс половину от суммы сверх четырех миллионов.

Вы передаете остальное де Кастеллану в валюте, избегая чеков и других документов, где нужно ставить подпись.

Вы возвращаетесь к перепродаже судов за умеренные комиссионные, которой занимаетесь уже много лет.

Вы получаете орден.

Вы празднуете пятидесятилетие своей плодотворной деятельности на посту маклера — надо же иметь какой-то предлог, — и я с удовольствием приезжаю из Брюсселя на это торжество.

А сейчас дайте-ка мне обещанное виски.

Когда он замолчал и я понял, что он действительно не ждет от меня ни согласия, ни отказа, а только виски, кровь так прилила к моему лицу, что я, должно быть, покраснел до ушей. Я был взбешен, но моего умишка оказалось достаточно, чтобы понять, что эта ярость — всего лишь самообман. Слава богу, прежде чем я каким-либо необдуманным словом успел поставить себя в смешное положение, до меня дошло, что мне просто стыдно. Еще бы, ведь тот волшебный эликсир, который мне подносили, я никогда не сумел бы составить по собственным рецептам, хотя более тридцати лет занимался морской алхимией. Во время застоя я как угорелый носился по городу, чтобы заработать какие-то жалкие гроши, а сейчас я так же судорожно искал способа отказаться от богатства, которое мне насильно совали в карман. К счастью, я не нашел его и должен был принести бутылку виски.

Все же я спросил, почему он сам не воспользуется этим случаем, — в делах я люблю полную ясность.