— Запишите, — сказал Боорман, — потому что доктор Глорье явно верит в свою затею. Такой «универсальный» санаторий заслуживает рекламы в столь же «универсальном» «Всемирном Обозрении». «Воздух и Свет». Да, разумеется, воздух и свет вы найдете повсюду. Но надо еще проверить, сколько у него там ванн. Вы уже видели, как обстоит дело с «Кортхалсом Четырнадцатым» и «Пятнадцатым». «Больные туберкулезом не принимаются». Как бы не так! Вы услышите, как они исходят мокротой, эти туберкулезные больные. Но Глорье решительно заявит вам, что это кашель нервного происхождения и никому не приносит никакого вреда — совсем наоборот. «Парижские больницы» лучше, чем «Либерийское правительство», хотя до Либерии довольно далеко. Поймать его за руку невозможно, потому что парижские больницы попросту не отвечают на письма. И все же объявление составлено не очень ловко: он даже не решается упомянуть «изолированные палаты» и всякое такое. Здесь также ничего не говорится о сохранении строгой тайны, которая тем не менее гарантируется — можете в этом не сомневаться. Молодчики из «Континентальной компании генерального страхования» хорошо это знают, но частные лица и семьи менее сведущи и потому могут колебаться. Слова «полная тайна» или что-нибудь в этом роде были бы маяком для тех, кто хочет пристроить на лечение братца или сестричку, имеющих право на долю наследства, или старого дурака папашу, который вдруг задумал жениться. А людям надо все разжевывать и в рот класть — я так считаю… Нам надо будет посетить это заведение и порядка ради осмотреть его в сопровождении доктора Глорье. Он наверняка покажет нам «Голубой салон» или «Красный салон», куда приводят психа, когда кому-либо из его друзей или родственников взбредет в голову его навестить — ведь от людей всякого можно ждать. И когда восседаешь в таком салоне, не подозревая, что больного только что приволокли сюда из клетушки, можно подумать, будто и в самом дело ему хорошо живется. Когда мы вернемся домой, поройтесь в столе — там вы найдете несколько статей о санаториях. Перепечатайте одну из них в расчете на Глорье и «Семь фонтанов».
— К Стоффелсу мы еще не заглядывали, де Маттос, но пока зарубите себе на носу, что лучше этих кроватей не бывает и что железная кровать вообще:
1. Полезней для здоровья, чем деревянная; почему именно, я не знаю, но так утверждает Стоффелс.
2. Чище, потому что в железе не бывает червоточины и к тому же клопы не могут использовать ее в качестве кормовой базы, пригодной для зимовки.
3. Долговечней, так как железо прочнее дерева — от него кусочки не отламываются.
— Смотрите, этот тоже торгует кроватями, но они у него деревянные, — сказал Боорман. — Запишите-ка:
И не упускайте из виду, что деревянная кровать:
1. Полезнее для здоровья, чем железная, потому что холодное железо вызывает ревматизм.
2. Чище, потому что железо ржавеет.
3. Долговечнее, потому что чугунный каркас хрупок, как стекло.
Стиль Людовика XV — это великолепно. Но не надо путать с «Кортхалсом Пятнадцатым», потому что со мной уже такое случалось. Стиль — чудесная тема, и тут можно заполнить несколько страниц. Вы могли бы начать примерно так: «Из всех строительных материалов дерево, несомненно, таит в себе наилучшие возможности для решения такой прекрасной и неиссякаемой темы, как декорирование». Поищите у меня в столе под рубрикой «Мрамор» или «Цемент» — там вы наверняка что-нибудь найдете.
Боорман перевернул еще несколько страниц, и, словно одно лишь упоминание имени Кортхалса вызвало его к жизни, в глаза нам бросилась большая реклама в широкой черной рамке, в стиле траурного объявления.
— Я, конечно, мог бы легко навязать ему еще несколько тысяч экземпляров, — сказал Боорман, взглянув на рекламное объявление.