Избранное

— Угу, эоловы арфы его деда, — подтвердил звонарь и пробормотал еще что-то такое насчет «Корнелиуса с Тинистой Ямы, который, известно, тронутый был».

— Дед твой — он полоумный был, — дружелюбно пояснил Петер, когда мальчики спускались по лестнице. — Он эоловы арфы делал, этим только сумасшедшие занимаются. А отец твой и дядья — они все тоже малость тронутые. Да ты, Орфей, не горюй, подумаешь! — ободряюще добавил он.

Петер не мог прийти на елку в Бастилию, под большим секретом он открыл почему: у него есть собственная елка.

— Пошли покажу, хочешь? — соблазнял он Орфея.

Орфей весь продрог. Призрачные вздохи сквозняка в эоловых арфах на церковном чердаке все еще звучали у него в ушах. Охваченный любопытством, он следовал за Петером. Северная окраина города осталась позади. Земля сверкала инеем, и звезды дрожали на морозе.

— Гляди, как они там шевелятся! — сказал Петер. — Это ангелы с ними играют, фукают на них!

Над взгорьями вспыхнуло северное сияние, оно стремительно ширилось и яростно полоскалось огромным, во все небо, парусом.

— Ты только не очень-то смотри по сторонам, — шепотом предостерег Петер. — Тут привидения кишмя кишат!

Они подошли к замерзшему ручью с перекинутым через него хлипким деревянным мостком. Петер остановился и замогильным голосом сказал:

— Слышь, Орфей, вот тут, у мостка, жуть сколько привидений водится, тут всегда старик один ходит, мертвец, в руках палка, а впереди гуси бегут, много-много. И гуси эти — тоже привидения! В темноте так и светятся! Гляди, вон они идут! Хотя нет, это не они. Ну, ты еще, может, потом их увидишь. А глянь-ка вон туда! — Петер указал рукой на ветхий сарайчик. — Ты когда-нибудь его замечал?

Орфей что-то не помнил, вроде не замечал.

— Так я и знал, — сказал Петер, — он же здесь только в сочельник стоит. А то его и нету совсем. Он с неба сюда спускается. Это в нем младенец Иисус родился!

Орфей в задумчивости остановился перед сарайчиком, чтобы получше его рассмотреть. Он, конечно, не верил сказкам Петера, тот вечно хвастал и сочинял. Но этот полуразвалившийся домишко и правда выглядел так необычно: островерхая стена его бледным мерзлым треугольником торчало в прозрачном воздухе, серовато-блестящая, как серебро, и будто выцветшая от северного сияния и звездных лучей.

— Пошли, что покажу! — шепнул Петер. — У меня ведь здесь елка-то.

Он отворил скрипучую дверь. Орфей вошел, сгорая от любопытства, в нос ударил острый запах гнили, и в темноте послышалось приглушенное фырканье. Это были сестры Петера, которые уже сидели и ждали. Петер чиркнул спичкой, и все они увидели маленькую елочку, стоявшую на бочке и сверкавшую мишурой и золотым дождем.

— Ну вот, теперь ты видел, — сказал Петер, когда спичка погасла. — Пока не будем зажигать, потом.

— А где ты ее взял? — спросил Орфей.

— Она всегда здесь стоит, — шепнул Петер, — это же настоящая Вифлеемская елка!

— Неправда, он ее своровал! — В темноте опять послышалось фырканье.

— А ты, Грета, лучше помалкивай, — хмуро пригрозил Петер, — а то как впущу призраков и черта в придачу, тогда узнаешь!

Он снова чиркнул спичкой и второпях показал Орфею какие-то разноцветные вещицы в картонной коробке. Это были елочные свечи, мишура и несколько пряников и печений.

— Хочешь, оставайся с нами, — дружески предложил Петер.

Но Орфею надо было домой, к себе на елку.

— Только смотри, осторожно, когда отсюда пойдешь, — предостерег Петер прежним зловещим голосом. — Тут теперь духи на каждом шагу караулят!

Дома, в подвале Бастилии, дивно пахло вкусной едой и хвоей, в большой гостиной зажгли елку. Сириус, Корнелиус и его жена, а также старый Фриберт Угольщик со своей собакой сидели вместе со всеми за праздничным столом, а попозже пришли еще Смертный Кочет с женой и дочерью, Оле Брэнди, Оливариус и Король Крабов. К еде подали пиво и водку. Сириус читал вслух Евангелие, а потом начали петь и музицировать, но в самый разгар праздника явился управляющий сберегательной кассой Анкерсен, переодетый рождественским дедом и с толстой палкой в руке.

— Вы тут поете псалмы? — растроганно сказал он, но в ту же секунду заметил рюмки и разразился зловещим стоном:

— Ах, Мориц, даже в этот святой вечер! Даже в этот самый святой час года!

Анкерсен взвинтил себя до горькой ожесточенности, однако по всему было видно, что сегодня он выступил в поход не как порицатель, но как благовеститель святого мира. В красном колпаке вид у него был довольно несуразный. Маленькая Амадея испугалась и заплакала.

— Отчего малютка плачет? — спросил Анкерсен и снял очки, чтобы их протереть. — Сейчас, малыши, погодите, вы-то ни при чем, коли взрослые надругаются над праздником Христовым и оскверняют святыню!

Он, пыхтя, опустился на стул и знаком подозвал Толстого Альфреда, стоявшего в передней с корзиной в руке. Анкерсен поместил корзину на полу у себя между ног, высморкался и достал из кармана несколько тоненьких религиозных книжечек:

— Вот, взрослые, это вам, почитайте и смиритесь! А то как бы не было поздно, сказано бо в Писании: он так придет, как тать ночью!