Избранное

Делать им подарки не принято. «По крайней мере в этом отношении они еще знают свое место». На самом же деле просто не осмеливаются принимать подарки, потому что если кто-либо из батрачек и становится «приходящей», то это знает каждый, и все-таки серьезные пересуды об этом возникают только тогда, когда есть и вещественные доказательства. И тут уж ей выносят беспощадный приговор. «Из зависти», — утверждает один приказчик, который разъезжает из пусты в пусту по молочным фермам и похваляется тем, что у него всюду есть женщина. Как-то, еще давно, он подарил одной девушке шаль. На другой день вечером у колодца женщины с криками и дракой сорвали с нее эту шаль, затоптали в грязь и с той поры называют ее всюду шлюхой, даже мать и та не зовет ее иначе.

Во всех этих историях наверняка немало и мужского бахвальства. В действительности же девушки пуст более беззащитны, чем городские служанки или машинистки, потому что более изолированны и необразованны.

Возможно, что тот, кто взялся бы описать положение заводских работниц, нарисовал бы не лучшую картину. Правда, обитатели пуст больше привязаны к одному месту. Они не могут бросить его, когда им вздумается, и даже в конце хозяйственного года сделать это не так-то легко. Батрак с восемью — десятью детьми не может сразу уволиться, погрузить на повозку свой скарб — мебель, поросят — и отправиться искать по белу свету другую работу только потому, что одной из его дочерей захотелось уехать отсюда. Ну а если в конце года он и снимается с места, разве в другом его ждет лучшая судьба? Иного же способа прожить, кроме батрачества, они не знают. В этой непроглядной тьме неосведомленности, беззащитности, невежества нет иного выхода, кроме капитуляции либо смерти. Умирать не хотят.

Остается еще месть совратителю по рецепту буржуазных романов. Но даже самые старые жители пуст не могут припомнить такого случая. Очень, очень редко случается, чтобы батрак во внезапном приступе гнева убил надзирателя или помощника управляющего; но если это и происходит, то, конечно, не по причине оскорбленной женской чести. Батраки прощают господам-соблазнителям, у которых власть, а то и жалеют их с той чрезмерной предупредительностью, с какой подчиненные бедняки подчас относятся к своим хозяевам. «Он ведь тоже человек, — говорят про натворившего бед служащего конторы, — и у него своя натура, ничего не поделаешь». И то правда. Что может поделать молодой служащий, угодивший на несколько лет в такое захолустье, откуда в лучшем случае только раз в сезон можно вырваться в ближайший город?

Конечно, кроме двух возможных решений — капитуляции или смерти, — девушки пуст пытаются найти и третье, почти невозможное. Из уст соблазнителей я немало слышал и об их галантных поступках и почти столько же забавных историй от избранных ими жертв, о том, как ловко уходили они от «рыцарского» покорения, когда покоритель им не нравился. Какие великолепные комедии неделями разыгрывались в пусте из вечера в вечер — комедии с неистощимым лукавством, каверзами, запутанными ситуациями, с париками и подставными старухами, когда какой-либо парень хотел спасти свою девушку и у него была надежда сохранить ее для себя. Какое всеобщее веселье и восторженное одобрение, а затем и долгие пересуды наблюдателей сопровождали эти комедии. В таких комедиях, бывало, и я несколько раз брал на себя роль помощника. Здесь я усвоил, что и бороться нужно не падая духом и не теряя чувства юмора (по крайней мере я только так и умею), если даже это и напоминает юмор висельника или издевку над самим собой. Но от этого получаешь примерно такое же удовлетворение, какое получает ребенок, когда, ежась и гримасничая, подталкиваемый каким-то непреодолимым желанием, сдирает корочку с едва зажившей раны.

13