К тому же школа пусты была недостойным местом… Господа своих детей туда не посылали. Интеллигенция пусты посылала их учиться в деревни или в города. Много говорили об этом и в нашей семье, и не потому, что хотели быть выше других, а потому, что бабушке было важно, чтобы дети в школе не только протирали и пачкали штаны, но и чему-нибудь учились. Она обошла все окрестные села и вернулась с весьма неутешительными сведениями. Она узнала, например, что в деревне К. учитель, наложив утром на повозку навоз, направлялся в поле, а по пути, остановившись у школы, в воспитательных целях избивал по очереди всех учеников. Хозяин он был отличный. К одиннадцати часам он возвращался к школе и снова избивал весь класс; учить же учил по большей части в дождливую погоду. В Д. каждый ученик должен был ежедневно класть перед кафедрой учителя полено. Кто приносил два полена, тот освобождался на день от всяких уроков. Ну а в В. … Положение было всюду одинаково. Оставалась Озора, о католической школе которой много говорили, быть может, потому, что она была двухэтажной. Мой брат и сестра уже учились там, и, казалось, мне тоже было не избежать этой школы. Мать собрала мои пожитки, и мы отправились в путь. В Шимонторне мне дали новые сапоги, и мы пошли дальше. Однако в поле, у второго моста через Шио, мать вдруг остановилась, потом вдруг подхватила меня на руки. Я увидел на ее глазах слезы. «Ты хочешь бросить свою маму?» — спросила она. «Нет», — отвечал я серьезно. Откуда я мог тогда знать, что она имеет в виду? Озора означала не только преобладание влияния семьи отца, но и полное отчуждение от матери. Мы повернули обратно. «Читать я уже умею», — говорил я после. В Рацэгреше меня записали не то во второй, не то в третий класс.
Чтение в школе осваивали все: в пусте многие умеют читать. Через них и пробиваются сюда образцы европейской культуры. Весьма загадочно, как они проникают, поскольку газеты, к примеру, в дома батраков не поступают. Возчики, которые бывают в селе, иной раз прочтут газету и еще передадут из рук в руки. В остальном же печатное слово поступает лишь в виде изданий, которые обычно пускают на обертку, и календарей и наставлений для свадебного дружки; как сточная вода маленькой деревенской дубильни может отравить всю рыбу в небольшом озере или капля краски — изменить цвет воды в ванне, так и помои, просачивающиеся через эти узкие каналы, замутили, омрачили, убили рассудок целого пласта народного. Борьба с неграмотностью (которую во всем мире считают показателем культуры страны) в пустах привела пока что лишь к такому результату, это можно признать со всей объективностью. Я задался вопросом: когда люди пуст были более культурными — когда понятия не имели о письменности или сейчас, когда такое понятие имеют? И сразу решить этот вопрос не могу. Во всяком случае, сейчас они необразованны.
Например, тот край, о котором я повествую, еще совсем недавно изобиловал живыми родниками народного искусства, как Исландия изобилует гейзерами… Почти одну треть материалов к своему эпохальному сборнику «Венгерские песни» Барток (вот и я не обошелся без упоминания о нем) собрал у нас в районе Озора, в Иреге. Теперь батраки поют куплеты. Поют еще и народные песни, но кто стремится показать себя просвещенным, кто не хочет отставать от времени, тот засоряет воздух столичными романсами. Таков, говорят, путь развития. Это сбивает с толку. Ссылаются еще на «историческую неизбежность», но историческая неизбежность в иной области уже давно приучила меня понимать под этим прежде всего глупость и беспомощность целого поколения, и, услышав это слово, я заранее хватаю ртом воздух. Чего можно ждать от такой культуры, дыхание которой, даже весьма далекое, отравляет и губит на корню все, что являет собой истинную духовную ценность? Думаю, мне нет нужды доказывать свою приверженность идее прогресса, и так понятно, что я жалуюсь не на борьбу с неграмотностью, а только на нынешнюю ее форму. Послужила ли она просвещению? Быть может, следует привести примеры того, как печатное слово содействовало распространению среди батраков более вредных и опасных суеверий, чем сплетни неграмотных старух? В пусту печатное слово приносит концентрированные глупости, выдержавшие испытание в международном масштабе.