Избранное

— А как Теди расстался со своим замком?

Граф рассмеялся изысканно и с той шаловливостью, какая свойственна избалованным старикам.

— Прелестно!

У Теди даже бетонированный подвал был обставлен как апартаменты. Его связь с внешним миром и с человечеством осуществлялась следующим образом. Звонком он вызывал к себе лакея, тот входил к нему и после оглашал человечеству волю Теди. Если каким-то чудом лакей (или секретарь, или старший егерь, или управляющий имением) не являлся по первому зову, Теди в конце концов сам открывал двери. Если и в этом случае он никого не обнаруживал, то перешагивал через порог и шел через прихожую к выходу, пока не натыкался на лакея или секретаря — словом, на какого-нибудь «человека». Свое желание и возможное недовольство в таких случаях он выражал в весьма сдержанной форме, даже тут Не делая большого различия, с кем — с какой разновидностью человечества — он говорит. Для него все были равны.

— Подлинный демократ, — добавил и я в духе не лишенного остроумия рассказа графа.

— Вот именно.

Когда прекратилась канонада и смолкли автоматные очереди, Теди, чьи привычки были установлены раз и навсегда и действовали с точностью часового механизма вот уже семьдесят лет подряд, появился в дверях убежища.

Там он не увидел ни одного лакея. У входа в замок стояла вооруженная охрана. Улица была безлюдна, ибо вдали еще похлопывали отдельные выстрелы. Наконец он все-таки встретил кого-то из «людей». Объявил ему о своем желании: пить и побриться. Оба его желания были выполнены. Пить он предпочел вино.

И с тех пор, как только ему что потребуется, он выходит на улицу; не гнушаясь, заходит даже в дома — он никогда не гнушался людьми.

— Я слышал, но…

Широкий мир простых смертных сперва ждал, пока Теди выскажет свое пожелание. Он выражался изысканно, хоть и лаконично. За все благодарил. Лаконично, но не без чувства, как прежде благодарил лакея за любую услугу. Было просто приятно слышать. Первый этап земельной реформы тогда уже завершился. Крестьяне на землях Теди косили люцерну, пшеницу… Они получили разукрашенную грамоту, что теперь эти земли их, и ничьи более. Но на этой грамоте, естественно, не было подписи прежнего владельца. И выпивка, которую принимал Теди, была своего рода мирным молчаливым соглашением, отступным, скрепляющим куплю. Совершенно тот же маневр, какой применил в свое время Арпад, посылая гонцом Кушида [114].

Позднее Теди даже не приходилось утруждать себя изъявлением желаний. Крестьяне сами угадывали их. Стоило ему зайти куда-либо, как хозяин дома предупредительно спешил навстречу: тарелку супа, ваше сиятельство? Теди кивал. Стаканчик палинки? Еще один? Еще? Ни для кого не являлось секретом, что под старость он пристрастился к выпивке, и теперь уже к напиткам простолюдинов, к домашней крестьянской палинке. Желудок его тоже претерпел демократические реформы.

Но если даже он выпивал столько, что, попрощавшись, вынужден был снова опуститься на стул, чтобы собраться с силами, его «благодарю» оставалось неизменно изысканным. Если не более церемонным.

Мой хозяин с артистическим совершенством передал это «благодарю» вместе с благосклонно-величественным кивком Теди.

И словно он сам наблюдал со стороны свое исполнение, граф разразился безудержным, до слез хохотом. Совершенство ли передачи тому причина или еще что другое, но меня ледяной молнией резануло вдоль позвоночника.

— Говорят, — сквозь смех продолжал граф, — на прошлой неделе сам партийный секретарь Смодич остановил его на улице. Не согласитесь ли пропустить со мной стаканчик, ваше сиятельство? И завел его в кооперативный погребок. И заставил рассказать, какова была расстановка политических сил в стране, когда он, Теди, чуть не стал хорватским баном.

— В конце концов он сделался популярным человеком.

Граф посерьезнел.

— Теди всегда был популярен. — Во всей округе, насколько мне известно, ни один аристократ так тесно не общался с народом, как он.

— На свой лад.

— А как еще он мог по-другому?

— Это верно.

— Он строго придерживался правила: перед каждыми депутатскими выборами пешком обойти все село и за руку поздороваться с каждым стоящим у порога избирателем.

— Выборы устраивались через четыре года или через пять?

— Сначала через четыре, потом через пять. Но он по меньшей мере десяток раз избирался в парламент от здешних мест. Даже епископ так часто не наезжал в село.

— И только поэтому «достопочтенные мужики» его содержат? А не из вечной ли предосторожности земледельца: мол, как знать, куда ветер дунет? Или из чувства раскаяния, что вырубили его прекрасный парк? Или просто из суеверного страха перед загробным миром? Как монеты кладут на глаза умерших.

— Откуда мне знать?! — беспечно воскликнул граф. — А почему содержат меня?

8

— Папу никто не содержит! Папа получает посылки из Лондона!

— С окраины села я получаю посылки — с картошкой и с мясом, когда режут свинью. А ты устраиваешь, чтобы они меня содержали! — Графский палец нашел секретаршу.