Избранное

Как со скалы, любоваться пустынным

Можно, громадой его дорожа,

Синим, зеленым, лиловым, полынным,

Розовым, блеклым, молочным, льняным,

Шелковым, вкрадчивым, пасмурным, грубым,

Я не найдусь, - ты подскажешь, каким,

Гипсовым, ржавым, лепным, белозубым,

Мраморным. Видишь, я рад перерыть,

Перетряхнуть наш словарь, выбирая

Определения. Господи, быть

Точным и пристальным - радость какая!

Что за текучий, трепещущий свет!

Как хорошо на летящем балконе!

Видишь ли, я не считаю, что нет

Слов, я и счастья без слов бы не понял.

                                                 1983

***

Морская тварь, свернувшись на песке,

В конвульсиях, сверкала и мертвела,

И капелька на каждом волоске

Дрожала... Кто ей дал такое тело

Граненое, - спросить хотелось мне, -

Скульптурное, хоть ставь сейчас на полку?

Баюкать сокровенное на дне,

Во тьме его лелеять втихомолку!

Мерещился мне чуть ли не укор.

Все таинства темны и целокупны.

Готический припомнил я собор,

Те статуи, что взгляду недоступны.

Ремонтные леса нужны, чтоб влезть

Знаток сумел к ним, сумрачным, однажды.

Достаточно того, что это есть.

А ты б хотел, чтоб видел это каждый?

                                                 1984

Морская тварь, свернувшись на песке,

В конвульсиях, сверкала и мертвела,

И капелька на каждом волоске

Дрожала... Кто ей дал такое тело

Граненое, - спросить хотелось мне, -

Скульптурное, хоть ставь сейчас на полку?

Баюкать сокровенное на дне,

Во тьме его лелеять втихомолку!

Мерещился мне чуть ли не укор.

Все таинства темны и целокупны.

Готический припомнил я собор,

Те статуи, что взгляду недоступны.

Ремонтные леса нужны, чтоб влезть

Знаток сумел к ним, сумрачным, однажды.

Достаточно того, что это есть.

А ты б хотел, чтоб видел это каждый?

                                                 1984

***

Из моря вытащив, поджаривали мидий,

В их створках каменных, на медленном огне,

Я есть не буду их. Мне жаль, что я их видел.

А море блеклое лежит как бы во сне,

Как бы сомлевшее, наполовину паром

Став, небом выпито и цвет отдав ему.

Подростки, угольным пугая взгляд загаром,

Сидят на корточках в волосяном дыму.

Быть может, обморок за сон я принял? Вялый

Пульс еле дышащей волны неразличим.

Дымок цепляется за ломкий, обветшалый

Тростник и прядкою сухой висит за ним.

Уйдем! Останемся! Я толком сам не знаю,

Чего мне хочется... Сквозь чувство тошноты

И этот вытекший я, мнится, понимаю

Мир, и мертвею с ним, и нет меж нас черты.

                                                        1984

***

Тарелку мыл под быстрою струей

И всё отмыть с нее хотел цветочек,

Приняв его за крошку, за сырой

Клочок еды, - одной из проволочек

В ряду заминок эта тень была

Рассеянности, жизнь одолевавшей...

Смыть, смыть, стереть, добраться до бела,

До сути, нам сквозь сумрак просиявшей.

Но выяснилось: желто-голубой

Цветочек неделим и несмываем.

Ты ж просто недоволен сам собой,

Поэтому и мгла стоит за краем

Тоски, за срезом дней, за ободком,

Под пальцами приподнято-волнистым...

Поэзия, следи за пустяком,

Сперва за пустяком, потом за смыслом.

                                                 1982

***

За дачным столиком, за столиком дощатым,

В саду за столиком, за вкопанным, сырым,

За ветхим столиком я столько раз объятым

Был светом солнечным, вечерним и дневным!

За старым столиком... слова свое значенье

Теряют, если их раз десять повторить.

В саду за столиком... почти развоплощенье...

С каким-то Толиком, и смысл не уловить.

В саду за столиком... А дело в том, что слишком

Душа привязчива... и ей в щелях стола

Все иглы дороги, и льнет к еловым шишкам,

И склонна всё отдать за толику тепла.

                                                 1984

ЗАБОЛОЦКИЙ И ПАСТЕРНАК

Было ли что-нибудь общее у них в 20-е годы? Первые книги Пастернака, при всей их метафоричности, лексической пестроте, речевой раскованности, перебоях ритма и смысла, синтаксической сложности, рискованной рифмовке, футуристической установке на отмену некоторых эстетических запретов, при всем их внимании к современной поэзии, опираются тем не менее на предшественников (прежде всего – Анненского и Фета; Лермонтов и Пушкин тоже просматриваются на их периферии) – и пронизаны лирической влагой. Лирическое “я” заявлено в каждом стихотворении: достаточно посмотреть, сколько стихотворений начинаются с местоимения 1-го лица: “Я был разбужен спозаранку…”, “Я вздрагивал. Я загорался и гас…”, “Я вишу на пере у творца…”, “Я живу с твоей карточкой, той, что хохочет…”, “Я и непечатным словом не побрезговал бы…”, “Я клавишей стаю кормил с руки…”, “Я не знаю, что тошней…”, “Я понял жизни цель и чту…”, “Я тоже любил, и дыханье…”