Избранное

А в классе он рухнул головой на руки и проспал от начала до конца весь урок. Когда же на следующий день один из учеников настучал об этом Директору, тому стоило явного труда заставить себя рассердиться на Кюрперса, география.

Учитель расхаживал между партами и читал диктант. Класс — одни и те же повторяющиеся имена, голоса, домашние работы, оценки — прилежно писал. Почему и эти, и ученики других классов относятся к нему как-то по-особому, было для учителя загадкой. Он никогда не узнает об этом. Учитель потел и, удивляясь, смахивал пот со лба. Подводя итог своим достоинствам и недостаткам, он сравнил его с данными других учителей и тех немногочисленных знакомых, кои у него имелись вне школьных стен, его бывшей жены например, но это ничего не дало. Никто тебе об этом ничего не расскажет, да и сам ты вряд ли станешь кого-нибудь об этом расспрашивать. Безусловно, он был строг. Но и Камерлинк, физкультура, тоже был строг, однако это не мешало ученикам вести себя с ним вполне нормально: выдумывать дурацкие шалости, льстить и ябедничать, чего никогда не бывало с ним, Пенисом де Рейкелом, английский-немецкий. Он был исключением. Какое-то глупое и слишком сильное определение. Впрочем, нет, не он один. Подобные вещи он наблюдал и раньше. Года два назад Тинпондт, математика, столкнулся с таким же отношением. Тогда он играл в городской футбольной команде и полагал, что это обстоятельство прибавит ему популярности, любви и признания учеников. Тинпондт попытался сыграть на своей футбольной славе и первые пятнадцать минут урока распинался про матч, проходивший в прошлое воскресенье, однако никакой реакции не последовало. Вероятно, из симпатии к товарищу по несчастью он рассказал де Рейкелу о необъяснимом безразличии учеников. «Я не чувствовал сопротивления», — сказал Тинпондт. «Сопротивление» — футбольный термин для измерения силы. Учитель не помнил, что ответил ему тогда, в читальном зале. Наверное, что-нибудь про брак, где происходит то же самое: двое живут рядом, но у каждого свое независимое существование, — он не помнил, в каких выражениях он изложил ему это…

Диктант подошел к концу. Учитель написал на доске текст, который предлагалось перевести. По крыше спортивного зала к небесам карабкались рабочие и тянули за собой кабель. Они напевали какой-то марш.

Учитель Перевалил через полдень, гласные тянулись, занятия вели его от пятого, Естественнонаучного, к третьему — Латинскому, бандиты за партами отвечали вяло, то и дело запинаясь, и вели себя согласно обычаям и нравам враждебного лагеря. В который раз он вытер доску липкой, мерзко пахнущей тряпкой, потер одну о другую ладони, стряхнул серые катышки грязи в мусорную корзину, и тут, за несколько минут до звонка, в класс заявился Директор с только что зажженной сигаретой во рту. Он похлопал по щеке толстого Ферлинде, прошел через весь класс и неподвижно застрял позади последней парты, не кивнув, не подав какого-либо знака, не произнеся ни единого слова. Что, ему трудно было подойти к кафедре? Директор, видя, что учитель не двигается, наконец кивнул. Давай-давай, бедолага, можешь заканчивать свой урок, пока не прозвенел звонок. Очнись же ты, ну, пошевеливайся! Гладковыбритая голова жадно заглотнула карамельку.

По знаку учителя ученики мягче обычного откинули крышки парт, тише обычного поднялись и, перешептываясь, потянулись в коридор. В пустом классе, когда учитель закрыл окно, Директор сообщил, что сегодня вечером собрание, куда докладчика (Его! Директора! Уважаемого докладчика!) кто-то должен сопровождать. Учитель промямлил, что он от шести до семи дежурит в зале для рисования. Так у вас времени более чем достаточно, резюмировал Директор, который знал, что учитель в разводе с женой и наспех ужинает в дешевых ресторанах.