С женщинами со двора Хуню не разговаривала. Они готовы были без конца жаловаться, рассказывать о своих заботах, она же не любила об этом ни говорить, ни слушать. Единственной их темой была беспросветная жизнь; они горевали и плакали по любому поводу. А Хуню просто злилась на свою судьбу и вовсе не собиралась плакать: с гораздо большим удовольствием она поругалась бы с кем-нибудь от скуки! Нет, им не понять друг друга, так лучше каждому заниматься своими делами и не вступать в разговоры.
Но в середине апреля Хуню нашла себе подругу. Вернулась Сяо Фуцзы, дочь Эр Цянцзы. Ее «муж», военный, на каждом новом месте обзаводился «семьей»: за сотню-другую брал себе молодую девушку, покупал дешевенькую койку, пару стульев и жил в свое удовольствие. А когда его часть переводили в другой город, он уходил холостым, оставляя и женщину, и койку. За сто — двести юаней наслаждаться целый год, а то и полтора с новой подружкой — это совсем недорого! На прислугу — чтоб стирать, штопать, готовить — и то уйдет юаней восемь — десять в месяц. А так получаешь прислугу, с которой можно и переспать без всяких опасений, что подхватишь дурную болезнь. Останешься доволен — сошьешь ей длинный халат из ситца за несколько юаней.
Не угодит — заставит, голой сидеть дома, она и пикнуть не пом смеет. Отправляясь в другую часть, вояка нисколько не жалел о койке и стульях, так как «жене» еще предстояло самой платить за комнату. Денег, вырученных за мебель и утварь, порою не хватало даже на это.
Сяо Фуцзы продала койку, рассчиталась с хозяйкой и вернулась домой в одном халате из пестрого ситца да с серебряными сережками в ушах.
После продажи коляски у Эр Цянцзы осталось юаней двадцать — остальное ушло на уплату долга. Он все сильнее чувствовал, как тяжело в его годы остаться вдовцом. Некому было его пожалеть, некому утешить, и он пил, а напившись, сам жалел и утешал себя, как мог. В такие дни он словно проникался ненавистью к деньгам и транжирил их вовсю. Порой у него мелькала мысль, что надо бы снова взяться за коляску, поставить сыновей на ноги, чтобы были ему опорой в старости. Он накупал для них всякой всячины, смотрел, как жадно они набрасываются на еду, и глаза его наполнялись слезами.
— Сиротки вы мои! — стонал он. — Несчастные детки! Я буду из последних сил работать для вас! Обо мне не заботьтесь — главное, чтобы вы были сыты! Ешьте на здоровье. Когда вырастете, скажу спасибо, если не забудете меня!
Но постепенно ушли и последние двадцать юаней.
Эр Цянцзы вновь пил с горя, затевал со всеми скандалы и не думал больше, сыты ли его дети. Ребята изворачивались, как могли. Иногда им удавалось раздобыть медяк-другой и купить что-нибудь поесть. Они пристраивались к свадьбам и к похоронным процессиям, собирали медный лом, обрывки бумаги и выменивали их на несколько лепешек или на фунт белых бататов, которые проглатывали вместе с кожурой. Порою на двоих перепадал всего один медяк; тогда они покупали земляные орехи или сухие бобы; они, конечно, не утоляли голода, зато их можно было дольше жевать.
Когда вернулась Сяо Фуцзы, дети встретили ее, обливаясь слезами от радости. Они потеряли мать, но сестра заменит ее!
Эр Цянцзы отнесся к возвращению дочери без особого восторга. Одним едоком стало больше. Но, видя, как довольны сыновья, он тоже подумал, что женщина в доме пригодится. Она будет стирать, готовить. Ему неудобно было прогнать дочь: раз уж так случилось, ничего не поделаешь!
Сяо Фуцзы и раньше была хороша собой, только очень худа и мала ростом. Сейчас она пополнела и подросла. Круглолицая, с ровными бровями ниточкой, она стала очень миловидной. Верхняя губка у нее была чуть вздернута; когда Сяо Фуцзы сердилась или смеялась, ее рот приоткрывался и показывались ровные белые зубы, что придавало ей наивный вид и делало еще более привлекательной. Военного в свое время больше всего пленили эти ее зубки.
Сяо Фуцзы, как и многих бедных девушек, можно было сравнить с прекрасным хрупким цветком; не успеет он распуститься, как его срывают и несут на базар.
Хуню презирала своих соседок по двору, но Сяо Фуцзы ей сразу понравилась. Она была хороша собой, носила длинный халат из пестрого ситца, а главное — прожила целый год с военным и, наверное, как думала Хуню, кое-чему научилась.
Женщинам нелегко подружиться, но уж если они пришлись друг другу по душе, то сходятся очень быстро. Не прошло и нескольких дней, как Хуню и Сяо Фуцзы стали неразлучны. Хуню любила полакомиться и всякий раз, накупив семечек или орехов, звала Сяо Фуцзы к себе; они болтали и угощались. Сяо Фуцзы не нашла своего счастья, но когда ее вояка бывал в хорошем настроении, он водил ее по ресторанам, по театрам, и ей было о чем вспомнить. Хуню завидовала подруге. О некоторых унизительных для нее вещах Сяо Фуцзы не любила говорить, но Хуню слушала с такой жадностью и так упрашивала Сяо Фуцзы рассказывать, ничего не стесняясь, что та не могла ей отказать.