Избранное

Для урожая дождь благотворен — поднимаются кукуруза и гаолян, но в городе он уносит в могилу сотни детей бедняков. Когда сваливаются взрослые, приходится еще тяжелее. Поэты воспевают жемчуг брызг на лотосе и двойную радугу после дождя, но беднякам не до этих красот. Если заболевает кормилец, в дом входит голод. Недаром после дождей возрастает число проституток, воришек и прочих преступников: когда болен отец, сыновья идут воровать, а дочери — продавать себя. Все лучше, чем умирать с голоду! Дождь идет для всех: для богатых и бедных, для праведников и злодеев, но одним он приносит богатство и радость, а другим — смерть и горе, ибо изливается на землю, лишенную справедливости.

Сянцзы заболел. Во дворе болел не он один.

Глава девятнадцатая

Двое суток Сянцзы проспал мертвым сном, и Хуню забеспокоилась. Она отправилась за помощью в Храм Императрицы, раздобыла какие-то чудодейственные травы, растертые с пеплом от благовоний. Когда в Сянцзы влили это снадобье, он открыл глаза, огляделся, но вскоре снова впал в забытье и начал бредить. Только тогда Хуню догадалась пойти за врачом. Два укола, настоящее лекарство, и Сянцзы пришел в себя.

— Дождь все еще идет? — первым делом спросил он.

Больше принимать лекарства Сянцзы не стал: жаль было денег. Он и так досадовал, что заболел. Незачем ему пить всякое зелье из-за какой-то простуды! Чтобы доказать, что ему лучше, Сянцзы хотел сразу встать, но, едва приподнялся, перед глазами поплыли огненные круги, и он снова упал. Делать было нечего, пришлось глотать лекарства.

Сянцзы пролежал десять дней. И с каждым днем расстраивался все больше. Иногда, уткнувшись в подушку, он беззвучно рыдал. Пока он не работает, за все платит Хуню. Но что будет дальше, когда она истратит свои деньги? Все целиком ляжет на его плечи, а он не может обеспечить семью. Хуню слишком расточительна, слишком любит полакомиться. А тут еще скоро появится ребенок!..

Сянцзы поправлялся медленно. Его грызло беспокойство, и горькие мысли усугубляли болезнь.

Как только Сянцзы стало лучше, он спросил Хуню:

— Что с коляской?

— Не волнуйся, отдала Динсы напрокат!

— Ай-я!

Сянцзы боялся, как бы ему не сломали коляску, однако Хуню поступила правильно: не стоять же коляске без дела! Он подсчитал, что зарабатывал пять-шесть мао в день. Этого хватало на уплату за комнаты, на рис, топливо, масло для лампы, и ему еще оставалось на чашку чая. На жизнь достаточно, если, конечно, тратить расчетливо, а не так, как Хуню. А сейчас они получали всего мао в день, да еще покупали лекарства. Что, если болезнь свалила его надолго? Не удивительно, что Эр Цянцзы пьет, да и остальные рикши живут только сегодняшним днем. Рикшу на каждом шагу подстерегает смерть! Как бы усердно он ни работал, каким бы упорным ни был, он не имеет права обзаводиться семьей, не имеет права болеть — словом, ни на что не имеет права!

Сянцзы вспомнил свою первую собственную коляску, вспомнил пропавшие деньги, добытые с таким трудом… Кого винить в этих несчастьях? Не из-за болезни и не из-за семьи он потерял тогда все. Видно, как ни бейся, ничего не получится. Да, рикшу ждет только гибель, и никому не ведомо, когда и откуда она придет.

От подобных мыслей тоскливое настроение Сянцзы сменилось полным безразличием. Пропади все пропадом! Будет валяться, пока не поправится!

Несколько дней он пролежал спокойно, ни о чем не думая, по вскоре им вновь овладело желание поскорее приняться за дело: бегать, трудиться в поте лица. Пусть его ждет гибель, но каждый человек, пока жив, до последнего вздоха надеется на лучшее. Вот только поправиться Сянцзы никак не мог.

— Я же тебе говорил, что эта коляска несчастливая! — жаловался он Хуню.

— Ты лучше выздоравливай скорей! Только и твердишь о коляске, совсем помешался…

Он замолкал. Да, это правда, он помешан на коляске! С тех пор как он стал рикшей, Сянцзы верил, что коляска может дать ему все! Да, видна, зря верил…

Как только ему полегчало, Сянцзы поднялся, взглянул в зеркало и не узнал себя: щеки впали и обросли щетиной, глаза провалились, возле шрама появилось много новых морщин.

В комнате было нестерпимо душно, по выйти во двор он не решался. Его все знали как первоклассного рикшу, и он не хотел, чтобы люди видели, как он еле волочит ослабевшие ноги, худой и бледный, словно привидение. Как он досадовал, что нет сил выйти и взяться за коляску! Увы! Болезнь приходит и уходит, когда ей вздумается.

Сянцзы провалялся с месяц. Потом снова впрягся в работу, хоть и не совсем еще окреп. На улице он надвигал шапку поглубже, чтобы его не узнали. Имя Сянцзы было неразрывно связано с быстротой, но бегать, как прежде, он теперь не мог, и боялся вызвать всеобщее презрение.