Избранное

Утренние прогулки Хвостика, как уже упомянуто, не ограничивались лугами и лесными зарослями Пратера, он любил ходить и по улицам, иногда по ближним, а случалось, и по очень даже дальним. Одна длинная улица, в большей своей части уже застроенная, шла почти параллельно каналу, который образовал здесь широкий и плоский изгиб. Хвостик видел бледный утренний свет, прислонявшийся к длинному ряду побеленных домов, и отдельные окна на верхних этажах, уже освещенные утренним солнцем. Конечно, не всегда выдавалось ясное утро. Да и некоторые из окон постоянно были в тени. На них даже летом стояло или лежало что-то — для сохранности. Бутылки с молоком, например. Хвостик любил смотреть на окна во втором этаже углового дома, там довольно часто менялась декорация (а раз в году, 6 декабря, в день святого Николая, на подоконнике стояли детские башмачки, в которые покровитель всех послушных детей клал какие-нибудь подарки, эти подарки высовывались из шелковой красной гофрированной бумаги). В это время года Хвостик уже прекращал свои утренние прогулки; разве что после восьми утра делал небольшой круг перед тем, как идти на работу. Если небо было пасмурным, свет, словно пыль, ложился на ряды окон. Комнаты в этих новых домах были большие, окна широкие — не то что в Адамовом переулке, — и мутноватый свет достигал даже задней стены.

Как-то раз Хвостику пришлось уйти из конторы в 11 часов утра, он перешел через мост на другой берег. Там проживал господин доктор Эптингер, дельный адвокат, представлявший фирму «Клейтон и Пауэрс».

Сегодня утром он не был в своей конторе, находившейся в центре города, не был и в суде, он дожидался дома господина Хвостика, которого попросил зайти. Хвостик впервые был у него.

Доктор Эптингер занимался и налоговыми делами (в те времена это еще не считалось специальностью). Не следует забывать, что здесь речь идет о новой сумме налогов ввиду недавних и очень значительных инвестиций, иными словами, о том, чтобы незамедлительно установить благоприятные оценки таковых, то есть исходную точку. Речь шла о выработке наиболее правильного суждения о пределах возможного, а возможность эта существовала, не угрожая подорвать моральный кредит фирмы. Итак, эта акция, это основоположение многие годы, вернее, всегда способствовало бы повышению рентабельности предприятия в целом.

Доктор Эптингер уже давно занимался налоговыми вопросами. Он, можно сказать, любил самую эту проблему. Собственно говоря, ряд проблем. Одна из них касалась покупки старым Клейтоном земельных участков в Вене, с чего, по правде говоря, все и началось. Эти участки, приобретенные по весьма сходной цене, доктор Эптингер хотел включить в инвестиции, хотел, чтобы они считались частью последних, то есть были включены в таковые. Словом, прикидывал и рассчитывал! В налоговом управлении поначалу с этим не согласились, намереваясь приобщить налоги на эту недвижимость к сумме налогов, взимаемых в Австрии со старого Клейтона за фешенебельную виллу на краю Пратера, купленную им у некоего коммерции советника Гольвицера, который перебрался в другую виллу, им унаследованную, радуясь, что наконец-то сможет отделаться от огромного, дорогостоящего и вдобавок сырого точно погреб дома в Пратере (где теперь жили Роберт, Харриэт и маленький Дональд; разумеется, у самого старого Клейтона там тоже была комната).

Эксперт, который сидел в налоговом управлении напротив доктора Эптингера, доктор Хемметер, с на редкость красивым, узким лицом нижнеавстрийского крестьянина, принадлежал к тем чиновникам, чье натренированное казенное мышление все же не чуждо было некоторым народнохозяйственным, более того, патриотическим соображениям, опиравшимся на его уверенность, что приток английского капитала в Австрию в любом случае следует рассматривать как позитивное явление. Такие господа, как доктор Хемметер, действовали шаблонно, но при том блюли интересы государства. Разумеется, они яро защищали однажды избранную точку зрения, даже перед своим начальством.

Доктору Эптингеру было важно хоть раз лично и без свидетелей переговорить с господином Хвостиком, которого он давно заприметил и даже сказал Роберту Клейтону:

— У этого человека острый нюх на коммерческие дела. Я считаю, что он очень умен.

— Еще бы! — рассмеялся в ответ Клейтон.

Наверное, могло показаться странным, что юрист пригласил к себе начальника канцелярии вроде как на консультацию. Но англичан это не удивило. Тут трудности лежали в другой плоскости. Австрийские органы власти представлялись им сплошь в острых углах, а не округлыми и гладкими, что подчас ставило доктора Эптингера в затруднительное положение, вводя его в сомнения морального порядка.