Под копытами лошади Сагаля зазвякали узкие рельсы, на полметра выступавшие из входа в рудник. И Крус бросился с коня, кубарем покатился вниз по пологому спуску. Огорошенные солдаты едва успели схватиться за ружья, а он уже грохнулся в темноте на колени. Прогремели первые выстрелы, послышались голоса вильистов. Прохлада подземелья освежила лицо, но от темноты закружилась голова. Вперед, только вперед: ноги, не чувствуя боли, несли его, пока тело не наткнулось на скалу. Растопырив руки в стороны, понял: слева и справа коридоры. Из одного тянуло свежим ветерком, из другого - спертым жарким воздухом. Кончики пальцев его распростертых рук ощутили разницу температур. Он снова побежал туда, где жарко, где штрек, видимо, шел вглубь. Сзади, звеня шпорами, бежали вильисты. Оранжевым огоньком вспыхнула спичка. А он, в этот самый миг потеряв под ногами почву, свалился в вертикальный колодец, услышал глухой удар собственного тела о гнилую рудничную крепь. Наверху громче зазвенели шпоры; стены шахты отзывались эхом негромких голосов. Беглец с трудом поднялся, попробовал определить размеры ямы, в которую упал, нащупать выход, чтобы бежать дальше.
«Лучше переждать здесь…»
Голоса наверху стали громче, словно шел спор. Он ясно расслышал хохот полковника Сагаля. Голоса начали удаляться. Вдали кто-то свистнул: резко, предостерегающе. Затем до его убежища донесся непонятный тяжелый грохот, продолжавшийся несколько минут. Потом наступила полнейшая тишина. Глаза привыкли к темноте.
«Кажется, ушли. А может, ловушка. Лучше переждать здесь».
В духоте заброшенного штрека он потрогал грудь, ощупал бок, нывший от удара. Колодец не имел выхода - наверное, тупик. Рядом валялось несколько прогнивших крепежных свай; другие подпирали зыбкий глиняный потолок. Он удостоверился в надежности одной из свай и сел, прислонившись к ней, решив переждать несколько часов. Эта свая поднималась к отверстию, через которое он сюда попал. Было нетрудно вскарабкаться по бревну и снова добраться до выхода. Нащупал дыры в штанах и в кителе, золотые галуны кое-где содрались. Одолевали усталость, голод, сон. Молодое тело обмякло, ноги расслабились, в паху заныло. Тьма и полный покой, учащенное дыхание и закрытые глаза. Стал думать о женщинах, которыми еще не обладал: знакомые тела не занимали воображения. Последняя была во Фреснильо. Разряженная проститутка. Из тех, которые плачут, когда их спрашиваешь: «Ты откуда? Как здесь очутилась?» Обычный вопрос, чтобы завязать разговор. Да и им нравится рассказывать сказки. Но эта - нет, не рассказывала, только плакала. И война никак не кончается. Ясно, идут последние бои. Он скрестил руки на груди и попытался дышать ровно. Захватить бы разбитое войско Панчо Вильи - и будет мир. Мир.
«Что же буду делать я, когда все кончится? А зачем думать, что все кончится? Это не в моем характере».
Может, и в мирное время найдется неплохое занятие. Он прошел всю Мексику - из конца в конец - и участвовал только в разрушении. Но ведь заброшенные поля можно снова засеять. Как-то в Бахио ему попалось на глаза прекрасное поле, около которого можно было бы построить дом с аркадой и патио, развести цветы и заняться земледелием. Смотреть на прорастающее семя, орошать посевы, оберегать цветущие растения, собирать плоды. Славная жизнь могла бы наступить, славная…
«Эй, не спать, быть начеку…»
Он ущипнул себя за ляжку. Затылок тяжелел, голова откидывалась назад.
Сверху не доносилось ни звука. Можно идти на разведку. Он оперся плечом о вертикальную сваю и нащупал ногой выступы на стене колодца. Полез вверх, охватив здоровой рукой бревно и переступая с выступа на выступ; лез, пока не заскреб ногтями по полу верхнего штрека. Высунул голову. Вылез в жаркий коридор. Теперь здесь, казалось, стало еще более душно и темно. Побрел к стволу шахты и скоро почувствовал, что добрался до цели, потому что неподалеку от душного штрека начиналась штольня, продуваемая ветерком. Но там, дальше, где находился вход, не было видно света. Или уже стемнело? Может, он потерял счет времени?
Ощупью добрался до входа в штольню. Нет, не ночь закрыла вход, а баррикада из тяжелых обломков скал, сложенная вильистами перед отъездом. Они замуровали его в этом склепе - заброшенном руднике.