Избранное

Массивный стальной щит орудия, весь перекореженный ударившим

снарядом, обвис, как лопух.

Матрос обомлел.

- Ах ты, чтоб тебе... Значит, и стрелять нельзя? - И он кинулся к

Малюге.

Артиллерист отстранил его. Старик осматривал со всех сторон

орудие и только покачивал головой.

- Ну? Ну как? Пойдет? - с тревогой спрашивали обступившие его

бойцы.

А я поглядывал на изувеченное орудие со стороны и сам удивлялся

своему спокойствию. Меня ничуть не смущали глубокомысленные вздохи

Малюги и даже не тревожила порча щита. Что значит - "пойдет" орудие

или "не пойдет"? Ствол целый, есть куда закладывать снаряд? Значит,

можем вести бой!

Я терпеливо ждал, что скажет Малюга, и поглядывал в бинокль в

сторону станции. Там, в трех верстах от нас, остановился башенный

бронепоезд. Солнце еще не всходило, я смутно различал на станции

вагоны, но дым паровоза видел вполне отчетливо. Ниточка дыма выходила

как бы из неподвижной точки: бронепоезд Богуша не двигался со станции

ни туда и ни сюда.

Я обернулся к Малюге:

- Ну как там гаубица?

- Ладно еще, что не по прицелу хватил... - вздохнул наводчик. -

Э-гей вы, батарейцы!

К Малюге подскочила вся тройка молодых артиллеристов:

- Есть, товарищ начальник!

Артиллеристы вытянулись, ожидая приказаний.

Малюга велел им подать инструмент и, зайдя к орудию спереди,

что-то там с минуту отвинчивал. Потом скомандовал: "Рраз... Берем!" -

и бойцы, взявшись с обеих сторон за тяжелый щит, сняли его со ствола

орудия, как воротник, и сбросили вниз.

Щит с грохотом повалился на контрольную площадку.

- Так-то лучше, - сказал Малюга, откладывая в сторону инструмент.

- Теперь можем и стрелять.

В вагоне весело и шумно загалдели. Я еще раз посмотрел в бинокль

на станцию. Башенный поезд стоял все там же.

- По местам!.. - скомандовал я.

Малюга шагнул к прицелу. Племянник, поплевав на руки и развернув

плечи, отошел к снарядам. Двое батарейцев подскочили к правилу, третий

занял место замкового. В стороне, позади орудия, собрались,

перешептываясь, наши железнодорожники - починщики пути. Но Федорчук

строго обернулся на шепот, и все замолкли.

Я выждал паузу.

- К бою!.. Машинист, тихий вперед!..

Уже совсем рассвело, и теперь ясно был виден белый домик станции

с пакгаузами напротив. В пакгаузах черными дырами зияли разбитые

ворота... А где же Богуш? Неужели ушел поезд?

Я торопливо подкручивал окуляры своего призматического бинокля,

всматриваясь во все закоулки станции. И вдруг в воздухе запели и

заиграли снаряды. Богуш вновь брал нас на прицел.

"Не ушел, молодчик, дожидаешься? Очень хорошо!"

Машинист резко протолкнул поезд вперед, сразу на сотню-две

саженей, и мы вышли из-под обстрела. В ту же минуту машинист прикрыл

дым, и мы начали медленно приближаться к станции.

Поезд нам был виден, - должно быть, он занял позицию где-то на

запасном пути. Укрывшись там, он время от времени посылал нам

навстречу снаряды.

Вот опять прогремел далекий выстрел... С визгом и грохотом

лопнула в воздухе шрапнель, и прямо перед поездом повис белый дымок с

желтизной.

Еще шрапнель лопнула - это позади поезда.

- В вилку взял! - закричали артиллеристы.

Все, затаясь, ждали третьего снаряда.

Но поезд успел выйти из вилки, и убойный снаряд не причинил нам

вреда. Дымок третьей шрапнели повис в воздухе, распадаясь, как вата.

Молодец Федор Федорович, хорошо ведет!

Я кивнул Никифору:

- Передай на паровоз: так и держать ровным ходом...

Богуш пострелял, пострелял и, разбросав попусту с десяток

снарядов, прекратил огонь.

Он стал поджидать нас в своей засаде.

А мы продвигались, не изменяя хода, и так прошли уже с версту.

Дистанция все сокращалась...

Малюга, совсем уткнувшись носом в прицел, медленно, не отнимая

руки, вращал штурвальное колесо, и ствол гаубицы ниже и ниже склонялся

к горизонту.

Только один раз наводчик оторвался от своего стеклышка.

- На прямой! - сказал он, полуобернувшись, и опять ухватился за

штурвал.

Глянул я вперед, на рельсы, - и глаза раскрыл: да прямее и быть

не может! Дорога пролегла ровной степью - ни бугорка вокруг, а рельсы

как натянутые струны. Вдалеке, у станции, рельсы сходились в одну

точку.

"Вот это для нас позиция! Дождались, наконец-то!"

Бойцы - я это увидел по их загоревшимся глазам - не хуже меня

оценили обстановку.

Все еще теснее стали у орудия.

Племянник, шагая на цыпочках, стал подкатывать снаряды поближе к

орудию, но переусердствовал, и стальные двухпудовики загремели по

полу, как бочки на мостовой.

На парня со всех сторон зашикали, и сам он в испуге взглянул

вперед, словно этот неосторожный шум мог спугнуть Богуша.

Опять стало тихо в вагоне.

Только от телефона доносился приглушенный голос. Никифор спешил

сообщить политкому, какая нам славная выдалась позиция.

Панкратов ехал у себя в вагоне с пулеметчиками. Еще с вечера я

распределил силы так, чтобы в каждом боевом вагоне было крепкое ядро

начсостава.

Идем. Станция все ближе. Меньше двух верст уже осталось до

станции.

Но Богуш затаился, молчит. И мы молчим. У нас заложен снаряд, и у