Избранное

вагон поезда. От броневой крыши до самого основания вагона зияла

огромная пробоина, расчленившая вагон надвое. Стальные листы корпуса,

усеянные заклепками, от взрыва разъехались по швам и висели рваными

лоскутьями.

Через пробоину и распоротые швы я увидел внутри вагона трупы.

Я пошел по цепи своих бойцов, чтобы осмотреть весь поезд. Вот

заграничный паровоз, грузный и неуклюжий в своей броне, как черепаха.

Паровоз стоял, уткнувшись между рельсов; передние колеса зарылись в

землю по самые цилиндры. Видно, своротило его на ходу. Тендер паровоза

был смят в гармошку, на тендере лежал, придавив его всей своей

тяжестью, задний броневой вагон...

Башен на вагонах не было. Похожие теперь на огромные скорлупы,

они валялись в траве. На местах башен торчали только пушки. Пушки

сорвались со своих тумб, - должно быть, от удара при крушении поезда.

На нас в упор глядели из бойниц вагонов пулеметы...

Я придержал своих бойцов, которые в нетерпении напирали со всех

сторон на врага.

- Петлюровские бандюги, сдавайся! - крикнул я, выступая вперед с

наганом.

Молчание...

- Есть живые? Выходи! - крикнул я, выждав с минуту.

В вагонах послышался шорох, приглушенные голоса. Потом откуда-то

из-под обломков начали поодиночке выползать бледные, трясущиеся люди в

коричневых английских френчах. Они махали нам белыми тряпками,

останавливаясь на каждом шагу и бормоча:

- Неволей служим. Не убивайте. Забрали нас, не спрашивали...

- Солдаты, что ли? - крикнул, теряя терпение, Федорчук. - Выходи

без канители. Стройся все!

Пленные приободрились и подбежали к Федорчуку.

- Оружие, документы есть? - говорил он, ощупывая каждого. -

Опоражнивай карманы!

Всех солдат набралось человек пятнадцать.

Сопровождать пленных вызвался племянник. Я назначил в конвой еще

двух бойцов, из железнодорожников.

- А кто будет старший? - спросил племянник. Он так и ловил мой

взгляд.

- Ты старшим пойдешь, - сказал я, к великому удовольствию парня.

Пленных повели в штаб бригады.

Больше на мой зов никто из разбитого поезда не откликался.

"Ну что же, надо обследовать, что там еще есть..."

- Вперед! - скомандовал я, и все мои бойцы с разбегу вскочили в

броневагоны. Наставили винтовки, но стрелять не пришлось: перед нами

были только мертвые.

Бойцы вопросительно взглянули на меня: "А где же он сам?" - и

принялись переворачивать трупы. Я посмотрел в лицо одному, другому,

третьему, отыскивая среди них Богуша. Но трупы были так изуродованы,

что пришлось оставить поиски, Богуш мертв, а который он здесь - не все

ли равно?

Мы собрали по вагонам оружие - винтовки, карабины, тесаки,

револьверы... Панкратов со слесарями-железнодорожниками вывинтил из

бойниц пулеметы.

Шестнадцать пулеметов! Вот это трофей! Это не дырявая платформа с

рельсами да костылями, которую он нам бросил под откосом у Жмеринки!

Бойцы торжествовали. Несколько человек с Федорчуком во главе

собрались на лужайке, и сразу же грянула веселая, задорная "Гандзя".

Матрос, прижимая бескозырку к груди, старательно выводил смешливые

слова куплета, потом азартно взмахивал бескозыркой, и бойцы дружно

подхватывали припев:

Гандзя люба, Гандзя кыця,

Гандзя славна гаубица!..

Тут ко мне подошел машинист Федор Федорович.

- Гладеньких штучек набрали, - сказал он, кивнув на трофейные

пулеметы. - Ишь, словно бульдоги в траве сидят да в поле глядят... - И

вдруг переменил разговор: - А что, товарищ командир, назад не подадим

наш поезд?

- Как так - назад? - удивился я.

- Да трубу-то надо подобрать? - Он показал на свой паровоз. -

Экая ведь простофиля стоит! Даже совестно перед бойцами.

Я поглядел на наш истерзанный паровоз, который без трубы дымил с

обоих концов, как головешка, перевел глаза на огорченное лицо Федора

Федоровича - и расхохотался.

- Да мы тебе, Федор Федорович, под броней паровоз дадим! Теперь

мы разжились!

- Да ну, и вправду дадите?

Старик просиял.

Я взял его под руку.

- Пойдем-ка посмотрим эту черепаху, какая ей нужна починка!

Мы вдвоем зашагали к бронированному паровозу.

И вдруг в ту же сторону толпой бросились бойцы. Они обгоняли нас,

на бегу щелкая затворами винтовок.

- Стой! Куда?! - закричал я, прибавляя шагу, и тут увидел, что

все бегут к Малюге. Старый артиллерист стоял на борту башенного вагона

и махал бойцам своей фуражкой. Меня он не видел и не слышал.

Самые проворные из ребят уже забрались к Малюге и вместе с ним

спрыгнули куда-то вниз. Остальные карабкались по броне.

Я оставил Федора Федоровича и бросился догонять ребят. Добежал до

вагона, взобрался к пушке, где только что стоял Малюга, быстро

огляделся.

- Богуш... Богуш!.. - вдруг понеслись крики из-за вагона.

Я кубарем перекатился через борт и попал в самую гущу бойцов.

Бойцы грозно шумели, потрясая винтовками.

- Стой! Расступись!

Бойцы сжали меня и вытолкнули вперед.

На земле лежал офицер в табачном френче с золотыми погонами в

гвардейскую дорожку. Одна нога его в хромовом сапоге была придавлена

свалившейся с вагона башней.

Я сразу узнал Богуша. Он бессмысленно глядел на людей, - видно,