Избранное

Имея брови черные
И белокурый чуб,
Я счел себя Печориным,
Хоть был и жизнелюб.

И сам себя не мучая,

Но марку чтоб держать,
Стал думать, что наскучила
Мне жизни благодать.

На взгляды плутоватые

Девчат – не отвечал.
А, верно, был бы хватом я –
Да только Белу ждал.

И в памяти воскресшая,

Вершин кавказских грань
Влекла, звала черкешенка –
Самой природы дань.

Но не пришлось с оказией

Идти за синий бор:
Ко мне моя фантазия
Сама спустилась с гор.

Она прошла по городу,

По шумной мостовой
Такой цивилизованной
И гордою такой.

На смуглом ее личике

Был скрыт след горных скал
И лишь в глазах по-дикому
Ущелий мрак блуждал.

И заблудился сразу я,

Попав в такую темь.
Со всем холодным разумом
Я стал и глуп и нем.

Не потому ль черкешенка

Моя – ушла с другим.
А я остался взбешенным
и ревностью томим.

Имея брови черные

И чуб белей белил,
Нет, не был я Печориным,
А Казбичем, знать, был.

Нелегкое раздумье, рожденное легкой жизнью

Цивилизация жестоко
Вошла в нас, словно маята.
…Я видел женщину Востока,
И страстный танец живота.

Гитар космическое жженье,

Дрожанье бедер и грудей
Во мне подняли (на мгновенье)
Весь рой безнравственных страстей.

А лик танцовщицы – безвинен.

Взор не таит коварных бед.
В «Узбекистане» на Неглинной
Шафрановый искрится свет.

И мне воспеть бы персиянку,

Как Бэлу Лермонтов воспел.
Воспеть бы так, как даже Данте
Свою Беато не сумел.

Но я, попутчик злого века,

Знал цену горькому «пиит».
И знал, что нет Богинь – и эта
Ведь с кем-то ест и с кем-то спит.

…Цивилизация жестока.

Не для меня ли одного?
Коль я, далекий от порока,
Увидел женщину Востока.
И… не увидел ничего.

Физики и лирики

Я влюбился в девушку –
жительницу Обнинска,
Инженера-физика
к тому же.
По ночам под окнами,
мучаясь бессонницей,
Стынет бедный месяц
в потемневшей луже.
Физики и лирики,
тропка затаенная,
Где лежит меж вами –
в формулах иль росах?
И смеется город
светом ламп неоновых
Над моей любовью,
Над моим вопросом.

Богиня из 8-го «В»