Избранное

В родимый край меня пути
Вновь привели издалека.
Поют, подвыпив, мужики
Рылеевского «Ермака».

Поют, волнуя мысль и кровь,

И грозно, и задорно.
И где им знать, что автор слов
На виселице вздернут.

За это мы своих отцов

Простим. Не в этом горе.
Мне жаль, что юных голосов
В мужицком нету хоре.

А ведь давно ли на селе

Всеобщим было пенье.
…Крепка веревка на петле,
Что душит поколенье! –

Не оборвать. И не взойдет

Кондратий ныне дважды
За нашу Русь на эшафот,
Не скажет слов отважных,

Которыми под стон людской

Разбужен будет Герцен.
О, Русь! С поникшею главой,
С кровавой раной в сердце,

Сколь пробредешь ты сквозь века,

Поводыря не зная?
Поют деды про Ермака,
Как вьюга, завывая…

Я чувствую в себе Есенина…

Я чувствую в себе Есенина…
Не думайте, что по велению
Ума, испорченного книгами,
Когда глазами дико прыгаю
По женщинам,
девчонкам
и друзьям.
Я пьян, как он,
Я пьян.
Я пьян.

Припадок кончен.

Я страдаю –
К забытой родине взываю,
Родимый дом я воспеваю.
Под крышей неба,
что есть сил!
тогда я, как Есенин,
мил.

Я чувствую в себе Есенина…

Дитя, с душой такой весеннею,
С такой доверчивой душой.
Но кем-то вдруг слегка обижен
Я вот уже размят, унижен
И свет в очах, как будто выжжен.
– И снова в омут головой.

Я чувствую в себе Есенина…

Душа весенняя подменена
Ужасною белибердой.
Неверным свет мне белый кажется.
В моих словах проклятья вяжутся.
«Стервец!» – мне приговор людской.
А на другое утро – мой.

Я чувствую в себе Есенина…

Во взлете, трансе и падении.
Я чувствую в себе Есенина,
Крича: «Фортуною обделен я.
Я не был никогда в тепле!».
И шея тянется к петле.

Но стоп, Есенин.

Я по чести…
ведь мне в твою петлю не влезти –
Как не упасть со взрывом, звонко
Уже в готовую воронку
Еще снаряду.
Потому,
Да потому из «Англетера»
Я выхожу, захлопнув двери,
в наш злобный век, в жестокий мир,
На мне – во вне – блестит мундир
Изысканного кавалергарда.
Заждался свет такого барда?

У памятника Некрасову