Избранное

— Да как вам сказать, товарищ подполковник? — ответил, подходя, Полянов.— Есть ведь такое хорошее слово «надоть».

— А я вот сегодня не очень уверен, что именно, вам туда «надоть»… Предложения наши пока не приняты.

— Не приняты? — Поляноз пытливо посмотрел в глаза Евстигнееву.— Но в таком случае значение нашего дота только возрастает…

— Возможно,— сказал Евстигнеев.— Бой все покажет. Держите связь лично со мной. Ясно?

— Есть! — обрадованно произнес Полянов. Было очевидно, что этому молодому, сильному человеку тесно в стенах штаба; Полякова тянуло на простор, в войска, поближе к живому опасному делу.

Пока они разговаривали, Тишков позвонил оперативному дежурному в штаарм. Сверху подтвердили, что разведчики из соседней дивизии просочились в немецкий тыл, но никаких известий от них еще не поступало.

— Ничего, время еще есть,— сказал Евстигнеев и поглядел на часы.— Всякий бой — это уравнение с тремя неизвестными… Подождем, что скажет Зарубин. Ну, счастливо! — повернулся оп снова к Полянову и пожал ему руку.

Полянов попрощался с Тишковым, козырнул остальным штабистам и, взяв у Юлдашова винтовку и маскхалат, широким пружинистым шагом вышел. У соседнего дома его ждали розвальни, на которых он вместе с тремя инструкторами политотдела должен был добираться на новый КП к Еропкину, а от него — к группе разведчиков в дот.

10

Полки доложили о занятии исходного рубежа с небольшим опозданием, и в этом не было бы ничего страшного, если бы по истечении срока — четырех тридцати — не начались беспрерывные звонки из штаарма и Евстигнееву не пришлось бы оправдываться, успокаивать, объяснять, то есть попусту тратить силы и время.

Он успел отослать на новое место Тишкова, Синельникова,

4 Ю. Пиляр

49

Аракеляна, шифровальщика — почти всю оперативную группу штаба; переговорил по телефону с артиллеристами, которые требовали назвать точные цифры — на какое количество боеприпасов они могут рассчитывать; нервы Евстигнеева были напряжены до предела, и вот наконец желанное известие: подразделения двух стрелковых полков вышли в снежные траншеи примерно в двух километрах от Вазузина, связь с батальонами обеспечена; третий стрелковый полк в соответствии с приказом занял позиции во втором эшелоне — в пятистах метрах за левым полком.

Евстигнеев немедленно сообщил об этом по телефону командиру дивизии, который тоже порядком уже нервничал, а затем начальнику штаарма генерал-майору Миронову.

С Мироновым Евстигнеев не разговаривал со вчерашнего вечера, и когда теперь доложил, что полки дивизии заняли исходный рубеж, начальник штаарма вопреки ожиданию не стал выговаривать ему за опоздание. Более того, в конце разговора он справился о настроении, и Евстигнеев понял, что Миронов не забыл его вопроса насчет письма командующего, о содержании которого Миронов, по-видимому, все-таки знал или узнал после его доклада.

— Настроение бодрое, иду ко дну,— невесело пошутил Евстигнеев, и ему показалось, Миронов даже догадывался, что он по-прежнему держит письмо Пасхина у себя.

— Привет Владимиру Красное Солнышко,— в тон отозвался Миронов.— Так и скажите ему от меня: Красное Солнышко, он поймет. И до скорой встречи, надеюсь, счастливой.

«Подбадривает, значит, точно знает»,— решил Евстигнеев. У него отлегло от души, и он вдруг подумал: а не Миронов ли тот старый сослуживец Хмелева по гражданской войне, о котором как о свидетеле упоминал в ночной беседе комдив, жалуясь на Пасхина?..

Едва успел закончить разговор с Мироновым — новый звонок.

— Вас, товарищ начальник,— сказала Тонечка и быстро, значительно посмотрела на Инну, понуро сидевшую рядом с ней.

— У телефона,— сказал Евстигнеев и услышал в трубке бодрый тенорок Зарубина. Начальник разведки доносил, что он наконец связался со своим коллегой, левым соседом, и что, по словам того, разведчики, вернувшиеся из поиска, ничего существенного не узнали, только засекли две огневые точки в интересующем нас квадрате севернее города. Эти точки он, Зарубин, отметил на своей карте и проинформировал о них полковых артиллеристов.

— И то хлеб,— сказал Евстигнеев Зарубину.— Вы пока оставайтесь со своими людьми у Уфимского, обеспечьте мне непре-

50

рывное наблюдение за тем участком. В бой не ввязываться. Ваша главная задача — быть лоцманом. Смысл понятен? Обождите минуту.

Он передал трубку Инне, которая благодарно взглянула на него, и, чуть насупясь, вышел в коридор. «Зачем я вышел? — спохватился он.— Это же смешно, какое-то мальчишество поручается, и Инна все, наверно, понимает». Но он не стал возвращаться, а прошел в прежнюю учительскую, которая ровно сутки служила ему кабинетом.

Здесь уже властвовал хаос. Посреди комнаты громоздились ящики со штабным хозимуществом: керосинки, щетки, плотная маскировочная бумага, трофейные карбидные фонари. На полу валялись старые газеты, мотки телефонного провода. На скамье стояла зачехленная пишущая машинка, под ней — два чемодана и вещмешок, принадлежавшие Инне и Зарубину.