Избранное

Шофер автобуса облегченно сплюнул, быстро вскочил в машину, включил фары, тронул светом сумерки, слоистые от наползающего редкого тумана, и весело покатил на юг.

Аркашка положил чемодан под сиденье, побеспокоив задремавшего Петровича, и подогнал машину к наполовину крытому лиственничному срубу. Пока Петрович пристраивал аппаратуру, ужинал, Аркашка направился за станцию к лесу.

По лесу водянисто ходили полупрозрачные струи тумана. Отсюда, со дна лощины, было ясно, что луна светит уже в полную силу, потому что все вокруг было мягко напитано желтым светом, и только потоки, выплывающие из чащ, текли синими быстро рассеивающимися рукавами. В этом высвеченном движении туманов все далеко и близко стоящие деревья и камни превращались в сказочные предметы, сами собой движущиеся. Они словно плавали по этим облачным течениям, минуя один другого, но как бы ища друг друга.

Аркашка шел в толще тумана в гору. Он шел по влажным лишайникам и скользким камням, и деревья расступались перед ним, впуская его под свои пахучие своды. Листва же и хвоя деревьев и кустарников была мелко усеяна светящимися пузырьками, и оттого все казалось осыпанным снегом.

Раздвигая эти снежные кусты, Аркашка вышел в вершину ущелья. Здесь видны были звезды и чисто светила луна. Вдали блестели мокрые громады сгрудившихся камней. По камням, осторожно перепрыгивая через трещины, двигалась высокая женщина с платком на плечах.

Большими шагами по открытому лугу Аркашка направился прямо к ней.

— Вы с автобуса? — быстро и недовольно спросила женщина.

— Нет.

— А что же вы делаете здесь в берете?

— То же, что и вы.

— Это вам кажется.

— Почему?

— Потому что вы делаете совсем другое. Ну, а кто же вы?

Женщина спрыгнула с камней и подошла к нему. Теперь вблизи она оказалась совсем не высокой, просто очень тонкой, с четкими, несколько капризными чертами лица. Брови у нее были длинные, прямые и тоже густо усеянные крупинками света.

— Я шофер.

— Боже мой, сколько же шоферов теперь на тракте! И, по-моему, все вы похожи один на другого.

— Я вожу кинопередвижку.

Женщина вытерла рукавом искрящиеся брови, улыбнулась и, покусывая на верхней губе тонкий шрам, согласилась:

— Да, это, конечно, важное отличие. Так пойдемте, покажите же мне свой фильм.

— О, у нас много фильмов. А вы разве не собираетесь ехать на автобусе?

— Не говорите мне об этом автобусе. Он битком набит какими-то жвачными пассажирами. Слушайте, я возьму свой чемодан и поеду с вами. Куда вы дальше едете?

— Куда бы мы ни ехали, — засмеялся Аркашка, — автобус уже ушел, а ваш чемодан у меня в кабине.

Женщина быстро и сердито оглядела Аркашку с ног до головы, накинула платок на голову и молча пошла к станции.

Они вошли в облако и пошли по рукавам его течений. Женщину плохо было видно за желтой стеною тумана. Аркашка хотел подойти к ней, чтобы шагать рядом и видеть ее, но ушел еще дальше в сторону и решил, что так лучше.

— Какие же вы привезли фильмы? — спросила женщина.

— Два документальных и четыре художественных.

— Какие же вы покажете здесь?

— Все.

— Не много ли? А впрочем, здесь не Москва, здесь десяток выдюжат, лишь бы сюжет был. Нет ли среди ваших фильмов старых, довоенных?

— По-моему, есть. «Машенька».

— Я очень люблю довоенные фильмы. Наверное, потому что росла с ними. А «Машенька», «Машенька» — это первый фильм, который мы смотрели с мужем. Это было двенадцать лет назад. Правда, как много?

Аркашка промолчал. Молчала и женщина, только слышны были ее шаги и быстрое дыхание где-то совсем недалеко. Потом она опять заговорила:

— Это хорошо, что «Машенька». Мне всегда везет на эту картину, когда я долго не вспоминаю о муже. Он удивительно счастливый человек, в самую необходимую минуту жизнь обязательно напоминает о нем.

— Я слышал, что есть такие люди, — сдержанно отозвался Аркашка, хотя ничего подобного никогда не слышал.

— Да. Говорят, это значит: сильно любит. А я все езжу и езжу.

— Что же у вас за работа?

— У меня теперь нет работы. Единственная моя работа — быть женой, да и с ней я в последнее время как-то не дружу. Я ведь родилась и выросла тут, совсем недалеко отсюда, в избушке. А мужа я повстречала, когда он был простым геологом. Мы встретились в горах. И я ушла с ним. Три года мы ездили в экспедиции, вскоре он стал начальником партии. — Женщина остановилась, дыша все так же часто. Постояла, как бы собираясь с мыслями, и опять зашагала. — Я думала, что всю жизнь мы будем геологами, ходить по горам. А теперь я просто езжу. Все на юг да на юг. Отдыхать. А он все на совещаниях, в кабинетах, за преферансом, на человека непохож стал. Впрочем, вы меня зря слушаете, я ведь еду к родным, повидать родные места. Да и потом, чего не может наговорить женщина в тумане.

Она, видимо, еще что-то хотела сказать, собралась с дыханием, но туман поредел, впереди обозначились огни станции, и женщина ничего не сказала.

Хромой Петрович крутился возле аппарата. Сеанс уже начался. На вошедших Петрович не обратил никакого внимания. Женщина осталась на пороге, Аркашка же прошел к Петровичу, наклонился и спросил сквозь треск:

— «Машеньку» когда?

— Завтре.