Избранное

— А за что царя почитать? По чьему повелению ночью привозят на барже виселицу в Лисий Нос, тайно казнят и бросают в яму негашеной извести? Жил человек — и ни могилки, ни креста.

— По суду казнят, — возразил Саша, — не хватают же первого встречного.

— Дед Емельянов чудом от петли ушел. Что он, преступник? По чьему повелению и для чего создана заводская полиция? Восемь младших, — наступала на брата Надежда Кондратьевна, — два старших городовых и начальник в чине какого-то советника. Каждому нахлебнику, кроме жалованья, обмундирования, положена казенная квартира с дровами и керосином. Заводская полиция узнала от поповского кляузника, кто не говел, не исповедовался. Начали с моего, а он что, хуже тех, кто попу грехи каждый пост таскает? Сам генерал Мосин не однажды давал моему работу. А городовые без стыда мажут — скандалист.

— Ходит ее мужик по краю пропасти, а она довольна, — рассердился Саша. Он был в отчаянии. — Сошлют твоего на каторгу, намытаришься, с сумой пойдешь. Околдовали тебя Емельяновы.

— Желаешь дальше быть мне братом, — перебила Надежда Кондратьевна. — тогда не мешай мне жить. Я ведь тоже Емельянова. За справедливость они стоят, честь человеческую не роняют.

Леонов далек от политики, ему просто жаль сестру.

— Пойми, я не чужой. Страшно, на черный день у вас гроша не отложено. Мой совет — пока один малец за юбку держится, хозяйство покрепче сколотите. Как дом поставите, второй начинайте. Чугунка Авенариуса поднимет цену на дачи. Припрет нужда — сдашь петербуржцам на лето оба дома, сами в сарай переберетесь.

— За совет спасибо, — сказала Надежда Кондратьевна, — усадьба большая, есть где второй дом поставить, но пока не на что. А дальше прошу — не каркай беду и не учи плохому. По совести мы живем. Не буду я мужа отговаривать, не буду разлучать с товарищами.

Попрощавшись с сестрой, он долго еще стоял на крыльце, надеялся — зять подойдет. Николай задержался на Никольской, там родителей застал в тревоге: городовой увел Василия в участок. Оказывается, по мастерским ходит нелегальная газета.

Погрозив подержать недельку в холодной, Косачев после допроса отпустил Василия.

— Откуда полиция пронюхала? — удивился Николай.

— Догадаться не могу. Передал листовку Клопову с хлебом и обрезками колбасы, — говорил Василий. — В участке начисто отрекся: мол, бегал в лавку.

8

У кирки Николай почувствовал инстинктивно — догоняют. Оглянулся — Анисимов. Хороший товарищ, не остался на пикнике, затеянном супругой Землегляда.

— Сбежал ты с интересного представления, — заговорил Анисимов, посмеиваясь. — Профессорша в истерике, требует от супруга начисто исключить тебя из кружка.

— Умная баба, — похвалил Николай, но его разбирало любопытство: — С чего бы ей? Грубости не позволил, правду ведь сказал, что рабочему лучше подальше от таких друзей.

— И меня отрешат. Заступился за тебя, все, что накипело, выложил: носитесь со своей деревенской общиной, а крестьяне не все одинаковы. У одного земли на полдуши: корова ляжет, хвост — на меже, у другого — десятин сто и поболее, на него гнут спину батраки. И началось… Мадам обозвала: «Недобитый марксист». За словом в карман я не люблю лазать… Короче, назвал ее служанкой мелкой буржуазии.

Не сговариваясь, они свернули на Крещенскую. В трактире Ферапонтыча проще, не как в «Ростове». Еще у Николая и Анисимова не успели принять заказ, как в дверях показался рыжеватый парень из штыковой.

Оглядевшись, он направился к их столику.

— Следом шел, ходок — не жалуюсь, а не угнаться было, — сказал он и понизил голос: — Поручение имею.

— От профессора? — спросил без интереса Николай.

— От питерских рабочих, — сказал парень.

Половой принял заказ, ушел на кухню.

— Зовите меня Андрей, — продолжал парень. — На Никольской я незваным бывал, у твоего отца письмецо оставил.

— К оружейникам? — вырвалось у Николая. — Сказывал батька, получил.

— То самое, от Петербургского союза рабочих. Хартулари скандальной известностью мне премного обязан.

Посолив густо ломоть хлеба, Андрей крутил в руке стакан, то ли обдумывая, что сказать, то ли ждал, когда мастеровые приготовят закуску.

— Кончайте с профессором, не пристало рабочим сидеть с ним в одном возке, это еще те «друзья», на кучерской должности они состоят у мелкой буржуазии, — сказал Андрей и добавил: — Сжигайте мосты. Ваши друзья — социал-демократы.

Наскоро съев щи, Николай встал из-за стола, сказал, что ему нужно навестить своих стариков. Поднялся и Андрей, Анисимов занял очередь на бильярд.

У трактира приезжий грек торговал семечками, сахарной ватой и халвой. Андрей купил стакан семечек; бумаги не нашлось, тогда он вытащил из кармана брошюру.

— Семечки сестренкам отдай, а книжечку почитай и береги, чтобы в чужие руки не попала. За ней полиция охотится. От Ордына получил — скоро познакомлю, смелый человек, социал-демократ.

На Никольской Андрей откланялся. Опустив щеколду на калитке, Николай пересыпал семечки в карман, прошел к скамье, читая на ходу:

«Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах».