— Постановление велено довести до домовладельца, — приподнято заговорил Соцкий.
— Царское?
— Санкт-Петербургского губернатора. — Соцкий выпятил грудь.
— А я-то подумал, коль через полицию извещают, то высочайшее повеление, не иначе, — сказал Александр Николаевич.
Соцкий не понял скрытую иронию, разгладил помятые уголки постановления, напечатанного на желтой шероховатой бумаге, и, водя толстым пальцем по строкам, бубнил:
— «Домовладельцам предписывается оказать личным участием или нарядом людей содействие в прекращении уличных беспорядков и по поимке и задержанию всякого рода злоумышленников, подозрительных личностей».
— На лбу клейма-то нет, угадай, государев преступник аль порядочный, — перебил Александр Николаевич, отлично понимая, куда клонит Соцкий.
— Государевых преступников должон распознавать, — навязчиво требовал Соцкий, — это те, что оружие и винтовки в тайниках прячут, это те, что распространяют прокламации и прочие подстрекательские сочинения.
— Дошло. — Александр Николаевич постучал пальцем по голове Соцкого.
— До моей-то дошло, — огрызнулся Соцкий, не отрывая от бумаги пальца, и продолжал: — «Виновные в неисполнении сего обязательного постановления подвергаются в административном порядке штрафу до трех тысяч рублей или заключению в тюрьме до трех месяцев».
— По тысяче в месяц, — Александр Николаевич радостно потирает руки, — прямой расчет отсидеть. Тысяча — это же капитал!
— Бестолочь! — прикрикнул Соцкий, а сам покосился на пузатый графин в буфете.
— И не пяль буркалы, держу настой кишки полоскать. Водка-водочка милая в доме не водится. Отца Дмитрия ругай, взял подписку на трезвость до покрова, — соврал Александр Николаевич. Да и выпивал он редко: в праздник и когда на заливе продрогнет.
Недовольный ушел от Емельяновых Соцкий, в сенях дверью хлопнул.
Поликсенья Ивановна погрозила вслед ухватом и накинулась на своего старика:
— Поднес бы супостату стакан зелья, хоть малую поблажку когда даст.
— Иди, мать, иди по хозяйству, — сказал Александр Николаевич. В голове одна дума: что-то затевает полиция. Может, прознал Соцкий, что Василий и Иван уехали на своей лошади в Финляндию к старшему брату?
Тревожную ночь провел Александр Николаевич. На рассвете явился домой Василий — без лошади.
— Где Ваня? — встревожился Александр Николаевич.
— Недалеко, — ответил Василий. — Стоплю баньку, к пару и брат подоспеет. Ужасно глупый случай приключился…
Пристав за Оллилой к финскому обозу, везущему салаку в Петербург, Василий и Иван благополучно миновали заставу, а у бойни подсел на соседние сани городовой. При въезде в город Василий незаметно сошел с саней, а Ивану, чтобы не вызвать подозрений у городового, пришлось ехать с обозом на постоялый двор.
— А я было перепугался, — признался Александр Николаевич, — без вас ввалился к нам Соцкий.
30
Месяц, как самовольно Николай вернулся домой из Финляндии. Много дыр в хозяйстве: дров запасти, отеплить рамы, мальчишкам починить валенки. Полиция его не трогала, думала — разрешили семью навестить, есть на то бумага, хотя никто ее не видел.
Вчера в сумерках мальчишка принес от Андрея записку.
«В понедельник, — писал тот, — приедет Григорий Иванович. Имеет намерение снять дачу на лето в Новых местах…»
В прошлом году Григорий Иванович не раз посылал своих связных в сестрорецкую дружину за оружием. Много было вывезено винтовок в Москву в ноябре и декабре — в канун Московского вооруженного восстания.
В назначенный день часов в одиннадцать у калитки осадил горячую лошадь извозчик. Откинув медвежью полость, вылез из саней барин в шубе. Потеребив русую бородку и разминая затекшие ноги, он оценивающе окинул дом Емельяновых.
Жена мастера Куркова, женщина весьма любопытная, увидев, что к соседу подкатили на рысаке, накинула на плечи меховой жакет, выскочила на крыльцо. Барин из столицы приехал снимать дачу, а курковский дом наряднее емельяновского и стоит на горке, прогретой солнцем. Заговорить с барином ей не удалось: из калитки показался Емельянов. Будний день, а он в праздничной тройке, в штиблетах. Похоже, ждал гостя.
Показав извозчику, где привязать лошадь, Николай провел гостя в дом. Григорий Иванович держался просто. Мальчишкам подарил конфет, шубу не снял, только отстегнул крючок.
Надежда Кондратьевна достала из комода скатерть.
— Тороплюсь, да и нельзя рассиживаться, — предупредил Григорий Иванович. — Извозчика угостите.
Извозчик выпил стопку водки, ушел кормить лошадь. Николай вернулся в комнату. Григорий Иванович стоял, склонившись над грифельной доской, рисовал. Заглянув через его плечо, Николай увидел на доске будку путевого обходчика, штабель бревен и дорогу, уходящую в лес.
— Поручение, — тихо говорил Григорий Иванович, постукивая грифелем, — весьма важное: предстоит переправить литературу и револьверы в Петербург. На явке намечается встреча.
— С кем? — живо заинтересовался Николай. Он слышал от Андрея, что в Финляндии, недалеко от границы, скрывается Ленин.