Избранное

— «Счет дням потерял, — продолжала Надежда Кондратьевна, — человеком чувствую себя лишь во сне… Тужу, что не довелось попрощаться с батюшкой. Письмо и справку земского доктора надзиратель в мусорную яму кинул и рявкнул: «У каторжника не должно быть никаких просьб».

Передайте кому следует на казенном: я ни в чем не раскаиваюсь, товарищи могут на меня рассчитывать. О себе еще дам знать.

Переживаю сильно за брата Ивана, не знаю, как сложилась его судьба. Слышал от одного политического, что в Шлиссельбурге в соседней камере сидел Иван Емельянов, осужденный петербургской судебной палатой за участие в революционном движении на каторжные работы. Не наш ли это Иван?

Кланяюсь низко братьям Константину, Михаилу, Александру, Николаю, супруге его Надежде Кондратьевне, сестрам Параскеве, Елизавете, Варваре.

Остаюсь любящий вас сын Василий».

Николай взял у жены письмо — оно было измято, на сгибах карандаш вытерся: не по почте, по рукам шло, — спросил у матери:

— Принесли на Никольскую?

Поликсенья Ивановна кивнула.

— Вечерело, вышла ворота запереть, — рассказывала она, — выглянула на Никольскую, только перекрестилась на Николая Чудотворца, тут ко мне и подходит барышня из господ, спрашивает: «Это дом Емельяновых?» Кивнула я головой. «Мне Поликсенью Ивановну повидать», — спрашивает она. Оторопь меня взяла: знамо, беда, подумала — с тобой что случилось, черносотенцы убить и «петуха» напустить грозились, а барышня ласково: «Не волнуйтесь, привезла письмо от вашего сына Василия». Мне бы в ноги ей, а я стою — и пальцем шевельнуть не могу. Помахала она на прощанье — и будто ее и не было.

— Из каторжан кто-то на волю выбрался, — сказал Николай, — а письмо Васино я с собой возьму, еще помнят его у нас в мастерской.

Надежда Кондратьевна унесла на кухню подогреть самовар, — чувствовала, до ночи затянется разговор.

Садились за стол, когда на дорожке к дому послышались быстрые шаги. Вошел Зоф.

— К чаю угодил, садись, — пригласил Николай.

— Можно к чаю, — сказал Зоф, — можно сегодня и рюмку. Прямо с поезда. Царя отставили от престола. Запасай, Поликсенья Ивановна, крупчатки на пироги. Скоро сыновья вернутся с каторги домой.

У Надежды Кондратьевны была припрятана сороковка спирта — на случай простуды. Разбавила водой, подала на стол. Выпила рюмку Поликсенья Ивановна и заплакала, — дождется она сыновей, а старик преставился не попрощавшись.

Зоф и Николай сразу ушли. По дороге на завод кое-кого оповестили. В эту ночь красногвардейцы взяли под свою охрану мастерские, арсенал, почту, телеграф, вокзал, железнодорожные мосты, разоружили солдат Вологодской дружины и местную команду. Из арсенала вывезли пятнадцать тысяч винтовок, сто девяносто тысяч патронов. Большую часть отправили в Петроград.

К вечеру на Выборгской улице появились первые рабочие милиционеры, в штатском, с нарукавными повязками.

Арестовав жандармов на станции Белоостров, оружейники выставили своих людей на пропускном пункте финляндско-русской границы. Одновременно были заняты посты Редуголь и Дюны, чтобы помешать богачам вывезти золото, драгоценности, картины в Финляндию.

В штабе Петроградского военного округа действия оружейников называли возмутительным беззаконием. Генерал Алексеев потребовал, чтобы рабочие ушли из таможни. Зоф на это только посмеивался: гневается генерал, значит, хорошо закрыли границу.

6

Из церковных празднеств Николай недолюбливал пасху. На улицу не выходи — лезут христосоваться. Но жене перечить не стал, когда она опустила четыре десятка яиц в коричневый настой луковых перьев. Зайдет же мать христосоваться с Надеждой, ребятами. Творогу и крупчатки прислала старая на пасху и куличи. Голодное время, а где-то выменяла: как не побаловать внучат в праздник.

По улице прошла к Разливу веселая компания. Стройно подтягивали в такт гармошке звонкие голоса:

В одной знакомой улице
Я помню старый дом,
С высокой, темной лестницей,
С завешенным окном.

— Учительница пуще всех заливается, — сказала Надежда Кондратьевна. Николая потянуло к окну. За штакетником он увидел Зофа.

— Вячеслав пришел, Надя, — сказал неуверенно Николай. Как в гости звать — хозяйка еще не управилась.