Избранное

Еще с вечера на заводских улочках была чистота, как в первый день пасхи. На оружейном готовились к встрече высокого гостя: социалиста — министра по делам снабжения французской армии Альбера Тома. С утра на кухне в генеральском особняке хозяйничал повар из ресторана «Семирамида». В оранжерее садовник наметил к срезке лучшие розы: возможно, что гостя привезет посол Морис Палеолог.

Генерал явился на завод в парадном мундире, при регалиях. Его ждали офицеры.

— Господа, — начал он торжественно, — не посрамим традиций, примем гостя из дружественной Франции с присущим русским хлебосольством.

Офицеры, мрачно насупившись, покидали контору. Не утихло в мастерских возмущение от ноты Милюкова о верности союзникам и тайным договорам царского правительства.

В тот час, когда генерал инструктировал офицеров, как принимать высоких гостей, в кладовой инструментальной мастерской тесным кружком на перевернутых ящиках сидели рабочие социал-демократы: Кубяк, Зоф, Андреев, Ноговицын, Творогов и Николай Емельянов.

— Можно, конечно, бойкотировать встречу француза, большего генерал и не желает. Начальник охраны сгонит на двор служащих конторы, сами подойдут мастеровые оборонцы, эсеры и меньшевики. Этой шушеры наберется сотни четыре-пять, — знакомил товарищей с обстановкой Зоф. — Местные проповедники войны лоб расшибут в усердии. По команде газеты забьют во все колокола: мятежный Сестрорецкий оружейный — и то высказался за войну до полной победы. Это аукнется не только в России, но и в Париже, в Лондоне.

— Котелок у нашего генерала варит, — заметил Николай.

— Провокация задумана повыше, Керенским, — поправил Зоф. — Невероятно, но мы заинтересованы, чтобы больше собралось рабочих на патриотический митинг. Там-то и поднесем французскому «другу» пилюлю.

Остроумный ход наметил Зоф. Сразу же Ноговицын, Андреев и Творогов ушли в мастерские. Зоф задержал Кубяка и Николая.

— В пику георгиям победоносцам неплохо бы свою резолюцию сочинить.

— Не скромничай, уже набросал? — спросил Кубяк. — Читай, что не так — поправим.

У Зофа проекта резолюции не было. Он знал про приезд Альбера Тома, знал, как в ночной час трогательно его лобызали в парадных комнатах Финляндского вокзала первые министры Милюков, Коновалов и Терещенко, но желание француза встретиться с сестрорецкими оружейниками и для Зофа было неожиданным.

— Давай, пиши. Начни с оценки войны: грабительская, империалистическая. Во имя чьих интересов умирают на фронте русские, англичане, французы, немцы…

Зоф молча записывал.

— В резолюции непременно надавать оплеух проповедникам трогательного единения рабочих с буржуазией, — продолжал Кубяк.

Записав предложения Кубяка, Зоф уставился на Емельянова.

— Гадаю, к месту ли. — Николай запнулся.

— Все к месту, лишь бы хребет свернуть войне и министрам-капиталистам, — ободрил Кубяк.

— Потребовать немедленно опубликовать тайные царские договоры, — добавил Николай.

…Альбера Тома сопровождали генерал, полковник и офицеры в форме французской армии, были в свите и штатские из посольства.

Площадь у конторы не вместила мастеровых, чуть не до часовни запрудили главный проход. Начальник завода и французский министр, человек средних лет, неброский, похожий на чиновника из попечительства, вышли на балкон.

— Имею честь, — заговорил генерал, — представить вам министра дружественной Франции, верного союзника России Альбера Тома.

Учтиво поклонившись на три стороны, Тома, призывно вскинув руку, заговорил. И сразу он преобразился — живой, энергичный. Французского языка никто из рабочих не знал, но слушали молча и напряженно.

— Позвольте мне высказать свою радость: с падением монархии сметены преграды на пути к еще более тесному объединению России и Франции. Но наша общая радость омрачена. Почти три года сильный и злобный враг топчет русскую и французскую землю. Замыслы кайзера известны: он намерен подмять Францию, отторгнуть ее богатейшие владения, в России он намерен восстановить монархию, строй мертвый, отживший.

Не сбудется коварство кайзера. Многострадальная Россия постоит за свою землю и свободу. В этом ей поможет Франция.

Сейчас все мы — солдаты. Нужно, чтобы каждый русский и француз чувствовали свою ответственность за нашу победу над жестокой Германией. Весь мир знает, что вы изготовляете замечательные, безотказные трехлинейные винтовки, — делайте их больше, армия, народ, потомки скажут спасибо…

Но переводчика мастеровые слушали плохо.

Генерал, сладенько улыбаясь, что-то доверительно сказал Альберу Тома, видимо выдав гнев и шум за патриотические чувства.

Альбер Тома, широко вскинув руки, воскликнул:

— Будем верны тройственному согласию — России, Франции и Англии, будем воевать с Германией до полного ее разгрома.

Теперь оружейники и без переводчика поняли — министр-социалист за продолжение войны. В огне страшной войны сгорят еще миллионы французов, русских, англичан, немцев.

— В окопы всю министерскую шатию! — крикнул Николай.

— На передний край всю шайку-лейку тройственного согласия!

Кто это крикнул, Николай не заметил, но он увидел, что генерал подозвал к балкону начальника охраны.