Избранное

— Достану пропуск непорченый, — обещал Николай, — хранятся они у помощника начальника завода, а он, дьявол, не вылазит из кабинета. Обедать уходит — дверь на замок… Не выкуришь, был закадычный приятель на стрельбище, да схлопотал тюрьму за нарушение сухого закона.

— Берусь выволочь из норы генерала, — предложил Зоф.

— Решайте, бланк требуется настоящий, с печатью. Ни малейшего подозрения не должен вызывать документ, — требовательно наставлял Шотман.

Время идти на поезд. Шотман надел шляпу, преобразившись в петербургского барина, подкинул и поймал тросточку. Зоф встал в дверях.

— Десятка три надежных красногвардейцев можем выставить, — сказал он, — мало ли что случится, на приграничных станциях — патрули юнкеров, рыскают гимназисты.

— Лучше заранее все предусмотреть, чтобы начисто отрезать все эти «мало ли что», — резко возразил Шотман. — Каждый лишний и свой человек опасен. Итак, напоминаю, пропуск надо добыть без помарочек. Парик я достану, карточку наклеим настоящую, фотографа редакция «Правды» пришлет. С Лениным он знаком. И последнее: не мешает хорошенько разведать местность от шалаша до станции.

Николай фыркнул: кому Шотман предлагает разведать местность? Дорогу на Дибуны и Левашово он знает не хуже собственной ладони.

В Финляндии Ленину будет спокойнее жить, имея при себе удостоверение Сестрорецкого оружейного завода. Но как раздобыть добротный бланк? Буквально на другой день после отъезда Шотмана Николай, проходя по коридору конторы, заметил, что дверь кабинета помощника неплотно прикрыта, прислушался: никого нет. Не раздумывая, он вошел — и прямо к столу; глазам не поверил: возле чернильного прибора лежала пачка новеньких заводских пропусков. Вытащил из середины бланк и опустил в карман.

Снимок у фотографа получился удачный, в гриме и знакомые не узнают Ленина. Пропуск положили в папку на подпись. Генерал удостоверил:

«Предъявителю сего Константину Петровичу Иванову разрешается вход в магазинную мастерскую завода до 1 января 1918 г.».

Кончился сенокос, портилась погода, ночью промозгло и холодно. Стали все чаще на лодках перебираться за озеро грибники. Николай кинулся к Зофу.

— Жди команды, в Петрограде не меньше нас беспокоятся, — сказал Зоф. — Свердлов что-то проверяет.

В тот же вечер в Разливе появился Шотман. С ним был среднего роста человек, с густыми усами, в наглухо застегнутом пальто. Он и в комнате не снял фуражку, низко надвинутую на лоб.

— Рахья, — представил его Шотман. — Приехали закрывать шалаш.

— Лодка у причала, — сказала Надежда Кондратьевна. — Выясню, чья очередь на веслах. Мои ребята любят бывать в шалаше.

С грустью Владимир Ильич прощался со своим «зеленым кабинетом». Сколько здесь написано: «К лозунгам», «О конституционных иллюзиях», «Благодарность князю Г. Е. Львову», «Начало бонапартизма», «Уроки революции». Здесь он продолжал работать над задуманной еще в эмиграции книгой «Государство и революция»…

В темноте покинули шалаш, шли строго гуськом за Емельяновым. За поворотом дорогу преградила глубокая канава, полная воды, еще неделю назад в ней было сухо. Николай, чертыхаясь, притащил жерди, срезал молодую березку. Перебрались через канаву по одному.

Идти в кромешной тьме было тяжело, подстерегали кочки, коварные ямки, прикрытые опавшими листьями.

— Немного осталось — и выберемся на «Невский», — ободрял спутников Николай.

Прошли версты полторы, пока почувствовали под нотами утоптанный проселок. Неожиданно тропинка оборвалась у ручейка, пришлось разуться.

Еще с версту оставили позади, пора бы выбраться на дорогу, а под ногами все те же кочки, ямы, валежник. Николай и думать не смел, что сбился с пути. Столько хаживал сюда за грибами, ягодами — и никогда не блуждал.

Скоро Шотман почувствовал запах дыма.

— Горит, — предупредил он, — не дай бог, торфяник.

— Шалопутные грибники костер оставили, вот дымком и пахнуло, — успокоил Николай.

Выбрались из соснового подроста на узкую прогалину; дым щипал глаза, с каждым шагом дышать становилось труднее.

— От костра столько дыма не будет. Это же торф горит, черт знает куда завел, — прикрикнул на Емельянова Шотман, но сразу смягчился: в такой тьме немудрено сбиться с дороги. — Учти, Сусанин, мы не шляхтичи.

Николай с ужасом подумал, что потерял способность ориентироваться, — и это в лесу, исхоженном вдоль и поперек.

— Сбился, — сказал он, раскаиваясь, что не послушался Шотмана. В темноте-то, выходит, просто заблудиться и в знакомой местности.

Спутники Емельянова встретили неприятность по-разному. Шотман старался сориентироваться. Он прислушивался, вглядывался в темноту, надеясь, что по шуму и свету паровоза удастся определить, где они находятся. Владимир Ильич был спокоен, шутил.

— Сделайте, Николай Александрович, любезность, уведите нас с горячей сковородки, — попросил он, когда нестерпимо запахло гарью.