— С таким провожатым опоздаем к самому последнему поезду, — бурчал Рахья. Про себя он еще хуже ругал Емельянова: местный старожил — и ухитрился в трех соснах заблудиться.
Попросив своих спутников передохнуть, Николай отправился на разведку. Он скоро выяснил, что торф горит на высохшей за жаркое лето низине. Здесь он не однажды собирал клюкву, отдыхал под одинокой сосной на дюне, похожей на древний могильный курган. Теперь-то он не ошибется: нужно взять вправо.
Обратно он шел напрямик, быстро, но ни одна ветка не выстрелила, не хрустнула.
— Походка кошачья — на медведя ходить, — похвалил Владимир Ильич. — Выводите нас быстрее, а то Рахья подыскивает, где ночлег устроить.
— Выведу, самому стыдно: так безбожно заплутаться! Хочешь не хочешь, а поверишь в лешего, — сказал Николай, довольный, что наконец нашел дорогу к станции.
Спустя минут сорок темноту просверлили робкие огоньки.
— Никак к Левашову вышли? — удивился Николай. — Неужели уже столько верст отмахали?
Из густого кустарника выбрались на заезженный проселок. Шотман, вглядевшись в огоньки, сказал:
— Это, братцы, не Левашово, там у станции дом каменный, трехэтажный.
Николай пригляделся: огни тусклые и почти у самой земли стелются.
— Дибуны, — узнал он станцию.
На платформе робко светили фонари. Сновали военные, подтянутые штатские, где-то гулко хлопала дверь.
— Станцию юнкера давно оседлали, — сердито проговорил Рахья. — А вот что за штатские снуют — не пойму, не пассажиры — ночь на дворе.
Безопаснее пробраться на станцию, конечно, Емельянову. Мастеровой с оружейного, не чужой в здешних местах, засиделся у приятелей. Но вызвался в разведку Рахья. Документы у него настоящие, финн, в случае чего, отговорится: навещал родных. Близ границы расположены финские деревни.
По платформе бродили сонные солдаты, воинственно вышагивали юнцы, у одного была за плечом винтовка. Рахья, выяснив обстановку, никем не замеченный, шмыгнул в кустарник, пробрался к своим.
Владимир Ильич предложил уйти под откос железнодорожного пути и притаиться в кустарнике. Так и сделали. Теперь нужно было узнать: будет ли еще поезд на Петроград, а заодно купить билеты. Отправился Николай. В это время на крыльцо вышел щеголеватый юнкер, поскрипывали новые, не притершиеся на нем ремни портупеи. Он что-то крикнул, из темноты под свет фонаря выступили два солдата. По команде они зарядили винтовки и за юнкером направились к Белоострову по тропинке вдоль полотна.
«Прочесывают подходы к станции», — Николаю стало страшно: могло ведь юнкеру прийти в голову начать проверку местности по ту сторону пути, где в кустах прячутся Ленин и сопровождающие.
Через окно Николай увидел: в комнате дежурного полно солдат. Столько их пригнали на маленькую станцию — видимо, плотно перекрыта дорога в Финляндию. Пораздумав, он обрадовался: это даже к лучшему, — менее строгий досмотр за поездом в Петроград.
Вот-вот должен подойти из Белоострова поезд. Что-то нужно придумать, чтобы Владимир Ильич мог незаметно проскользнуть в вагон. Самое простое — привязаться к юнкеру, фанаберии у них — хоть отбавляй, возникнет скандал, это отвлечет внимание патрульных от прибывающего поезда.
Николай поднялся на крыльцо, никто его не остановил. Вот незадача! Помешкав, он приоткрыл дверь в комнату дежурного.
— Подглядываешь? — Кто-то грубо дернул его за плечо.
Сзади стоял тот самый щеголеватый юнкер. Николай этому был рад — значит, вернулся патруль.
— Пересолился за ужином, пришел напиться, а в баке ни капли, — сказал Николай и насмешливо спросил: — Простому смертному и воды нельзя выпить?
— Напьешься, захмелеешь от шомполов.
— Эх ты, без пяти минут офицеришка!
Юнкер втолкнул Николая в дежурную комнату.
— Сейчас иначе запоешь.
— Да ну! — Николай выскочил из дежурки. Он твердо рассчитал, что за ним увяжется юнкер.
— Хам, прикусишь язык, — крикнул юнкер и догнал Емельянова на платформе, как раз против крыльца.
— Здесь не казарма, — вызывал на скандал юнкера Николай.
— Совсем распоясалась мастеровщина. — Юнкер, со злостью повернув Николая за плечи, истерически крикнул ему в лицо: — Ты кто такой? Большевик?
— Человек, — ответил Николай. Юнкер уловил в его голосе насмешку.
— Документы! — Юнкер не говорил, рычал. — С Выборгской стороны?
— Вида на жительство не ношу, работа грязная, запачкаю. — Николай нарочно говорил громко и медленно.
Собралось вокруг них человек восемь. Были здесь солдаты из патруля, гимназисты, потасканная женщина в военной гимнастерке.
— Стучу не в Петрограде, ближе, на Сестрорецком оружейном, — продолжал Николай, едва скрывая радость: затевается скандал, юнкер уже в амбиции.
— Врешь, по морде вижу — не сестрорецкий, — заорал юнкер. — Кто там начальник?
— Живем сейчас при временном начальнике, а был генерал Гибер.
— Помощник.
— Смотря какой. По технической части генерал-майор Дмитревский, — отчеканил Николай.
— Доктор?
— Гречин пишется, а прозвище — Греч, подлее скотины не сыскать на белом свете, — сказал Николай.
— Как ты смеешь, это мой дядя. — Юнкер затопал ногами. — Можешь не скрывать, кто ты! По роже вижу — большевик!