Избранное

День едва занялся. Я медленно брел по лесу, прямо к которому подходили песчаные дюны. То и дело мне попадались на пути зайцы или кролики, да так близко, что я мог разглядеть, как утренний ветер выдувал нежные белые ямки в их пушистой шкурке. Самые озорные устраивали у меня на глазах возню, разбрасывая фонтанчики песка, которые тут же подхватывал ветер.

Свежий ветер всколыхнул и лесные травы. Растения словно вдыхали жизнь с каждым новым его порывом. Мне подумалось: ведь начало человеческой жизни тоже было положено одним дуновением свыше, и это легкое дуновение дало жизнь нескончаемой веренице сменяющих друг друга поколений. Растениям же, чтобы не захиреть, мало одного дуновения, им нужен ветер.

Наблюдая за травами, колышущимися под ветром, я пытался проникнуть в тайну их бытия. И тут мой взгляд упал на листок, который, беспрестанно отклоняясь в одну и ту же сторону, твердил упорное «нет». Когда ветер налетал сильнее, это «нет» произносилось особенно энергично и решительно, но даже самые легкие и нежные его прикосновения встречались настойчивым протестом.

Я посмотрел на другие листья этой травки. Все они покачивались в разные стороны, то словно говоря «да», то переходя на «нет» и наоборот. Часто они лишь слабо кивали в неопределенном направлении, как бы выражая сомнение и неуверенность. Я расширил круг поисков, мне захотелось увидеть такое растение или дерево, вся листва которого в один голос говорила «нет», хотя бы даже ее вынуждал к этому необычный угол, под которым растет дерево, или искривленный стебель травы. Мои поиски не увенчались успехом. Попадались, конечно, отдельные листочки, которые не желали уступать налетающим порывам, даже самым мощным и внезапным. Но эти строптивцы, как правило, были неокрепшими бледно-зелеными недорослями.

Мой же упрямец, единственный из всех, поражал своей сочностью и размерами. Не удивительно, что он сразу привлек мое внимание.

Долго еще наблюдал я за этим листком, проявляя чудеса терпения. А он не переставал твердить свое «нет». И это весной, в чудесную пору, которая одухотворяет и заставляет радоваться все, что живет и дышит на земле.

Я сорвал его.

СКАЗКА

Случилось это давным-давно в далекой стране, а может быть, и на другой планете, где художники жили в тяжелой нужде. Нищенское существование на грани голодной смерти было уделом тех, кто расцвечивал жизнь яркими красками, распахивая перед людьми неведомые горизонты, кому дано было видеть наяву прекрасные сны, уводившие человечество от беспросветности бытия. И все же вымирание бесшабашного племени художников не входило в планы правительства. Сильные мира сего понимали, сколь необходимо им искусство, и опасались дать ему погибнуть. Правительство решило каждый год закупать произведения искусства на средства, вырученные от налогов. Началось строительство хранилищ. Ежегодно в одну и ту же пору огромные массы картин стекались в эти хранилища. Помещения быстро заполнялись, так что приходилось строить все новые и новые. Содержать такие постройки недешево, им требуется непрерывная вентиляция, поддержание постоянной температуры и влажности. Не говоря уже об усиленной охране. И в конце концов сооружение новых хранилищ прекратили. По новому правительственному указу подвалы, заполненные картинами, каждые двадцать пять лет подлежали очистке.

— Мы подвергаем такой очистке кладбища, — сказал один важный чиновник, — а разве усопшие достойны меньшего уважения, чем какая-то мазня?

Теперь рядом со складами строились крематории. Закупленные государством картины приговаривались тем самым к уничтожению, пусть не сразу, но по истечении установленного срока. Новшество вызвало подлинный кризис в закупочных комиссиях. До сих пор они отбирали лучшее из представленного на продажу, теперь же сама основа их деятельности оказалась подорванной. Ведь тому, что в конечном счете подлежало уничтожению, незачем быть лучшим. Разумнее подбирать худшее. Но это, конечно, держали в строжайшей тайне, иначе вся церемония закупки перестала бы восприниматься всерьез.

Чиновники немало удивились, обнаружив, что выбрать самые бездарные произведения нисколько не легче, чем наиболее совершенные. Для этого требовалось не менее тонкое чутье, и зачастую лишь после многочасовых дискуссий выбор падал на ту или иную картину.

Так продолжалось довольно долго, и вдруг выяснилось, что есть люди — в основном из числа низкооплачиваемых грузчиков, упаковщиков и им подобных, — умеющие с ходу указать картины, на которые падет выбор комиссии. Такой доморощенный предсказатель нашелся чуть ли не в каждой комиссии. Изучив необычное явление, специалисты были ошеломлены: оказывается, некоторые люди от природы наделены чувством безобразного, столь же непогрешимым, как у других чувство прекрасного. Им, этим чудакам, отталкивающие своим уродством картины представлялись верхом совершенства.