Свой длинный рассказ Апет закончил такими словами:
— Восемьдесят годков на свете прожил, не видал никаких американцев. Сидели где-то там, за далекими морями.
Дед лукаво усмехнулся.
— Говоришь, Оан, долго задержался я в офисе? Все присматривался да прислушивался, что за народ. Спасибо, один человек надоумил: «Понаехали, говорит, радетели, а сами даже слов своих не имеют. У короткоштанников занимают». Ну, думаю, раз у них с короткоштанниками одна речь, считай и душа одна — кривая.
После некоторого молчания дед спросил:
— А как с мукой? Утка или на самом деле?
— Видать, на самом деле, — сказал Апет, но без радости. — В складах офиса лежит.
Дед покачал головой:
— В толк не возьму, с чего такая щедрость? Что у них на уме?
С самого утра по селу бегают люди, всюду наводят порядок: убирают навоз, подметают улицы, поливают, скоблят, чистят. Хорен в своей черной шапке и башлыке, откинутом на спину, носится по улицам, покрикивая на женщин, занятых уборкой.
— Эй ты, пошевеливайся! Куда смотришь, скотина? Прибери тут! — раздавался его окрик то в одном, то в другом конце села.
Моя мать тоже работала на уборке.
— Видать, высоких гостей ждут, — сказал дед, хмурясь.
Не успел я снять с круга первый кувшин, как в гончарную прибежал Сурен.
— Едут! — крикнул он. Я выбежал наружу.
— Кто едет? Что ты будоражишь народ, Сурен?
— Американцы. Из офиса уже выехали.
Офис стоял за три села от нас, там, где раньше был царский присутственный дом. После царя его заняли люди Керенского. Ушли люди Керенского, пришли дашнаки. Теперь в нем американцы. Дашнаки уступили им.
— Только выехали из офиса, а ты уже знаешь? — хотел я поймать Сурена на слове.
— А ты не веришь? Давай пари!
— Я свидетель.
На скрещенные наши руки опускается ребро темной ладони.
Вачек! И когда только он появился возле нас?
Из мастерских и гончарных, ошарашенные криком Сурена, выбегают наши сверстники. Узнав, в чем дело, они присоединяются к нам.
Вот и дорога, по которой приезжают гимназисты, заполняя окрестности звоном колокольчиков.
Мы смотрим вдаль: одни — приставив к брови ладони, как делают взрослые, защищаясь от солнца, другие — в бумажные бинокли, которые старательно смастерили тут же в ожидании необычных гостей.
— Едут! — крикнул Сурен и передал бумажный бинокль стоявшему рядом Варужану.
Но теперь и без бинокля можно было увидеть поднявшуюся над дорогой серую завесу. Еще минута — и из клуба пыли, заглушая наши вскрики звоном бубенцов, выкатилась тройка.
Гривастые кони, те, которые когда-то привозили в село на каникулы Хорена, так же, как и тогда, скакали, выгнув шеи, потряхивая расписной дугой, унизанной болтунами.
Знакомый кучер гикал на взмыленных коней, хотя они и так неслись как ошалелые.
Когда тройка поравнялась с нами, кто-то из сидящих в ней хлопнул по спине кучера, и кони круто остановились. Из глубокого кузова высунулась женская голова в зеленой шапочке.
— Мисс! — испуганно вскрикнул Вачек.
Мы отпрянули от дороги и стали поодаль. Женщина повернулась к своим спутникам (то были двое мужчин в светлых шляпах) и что-то сказала им, показывая на нас. Оба привстали и тоже стали рассматривать нас. Один из них достал какую-то черную коробку с круглым стеклом посредине и направил ее на нас.
— Фотоаппарат, — подсказал Вачек. — Сейчас нас снимать будут.
Насчет американцев он все знал наперед. Недаром сбежал из их приюта.
Женщина откуда-то достала связку бубликов, перерезала ниточку и стала кидать их через дорогу. Круглые поджаристые бублики, ударяясь о землю, маленькими колесиками покатились под ноги.
Одно из колесиков ударилось о мою ногу, упало набок, дразня пылающим румянцем. Рот сразу наполнился слюной. «Насахаренный пряник», — вспомнил я слышанные как-то слова дяди Седрака и не поднял бублика.
А Вачек даже состроил мисс гримасу, У него были свои счеты с ней…
До нас донеслись звуки зурны. Из села опрометью мчались всадники. Среди них нетрудно было различить хмбапета, скакавшего рядом с Вартазаром и Хореном.
«Так вот каких гостей ждал Вартазар! — подумал я. — Вот для кого заставили дашнаки подмести улицы, посыпать дорожки песком!»
Американец несколько раз щелкнул по коробке и, улыбаясь, спрятал ее.
Не успели гривастые кони, погромыхивая болтунами, унести американцев в село, как из Узунлара прибежали наши друзья. Мы встретились с ними на пригорке, под ежевичным кустом. Должно быть, известие, которое пригнало их сюда, было не из обычных.
— Какая новость, ребята! — сказал Муртуза, кирва Васака. — Американцы к нам приезжали. У Абдуллы-бека пировали.
— И среди них — мисс в зеленой шапочке? — усмехнулся Вачек.
— Верно! — вскричал Ахмед. — Но откуда это тебе известно? — Он с удивлением уставился на Вачека.
— Эта мисс с двумя другими американцами сейчас у нашего Вартазара. Только что приехали, — ответил Вачек.
— И она бросала с тройки бублики?
— Бросала.
— И снимали вас?
— Снимали.
— Какие были сладкие бублики! — сказал Сурен, облизнувшись.
— А когда снимали, у тебя был такой разорванный ворот? — спросил Муртуза.
— Ну, был.
— И пальцы торчали из трехов?
— Ну, торчали!