Избранное

Три тяжелые, плохо отесанные каменные ступени ведут в невзрачный домишко, похожий на сарай. Когда-то я входил в этот домишко затаив дыхание, усердно почистив подошвы о железный скребок, вбитый у самого входа. Должен признаться — столь подчеркнутое усердие и несомненное почтение к этому дому имели под собой прозаическую почву. Здесь располагалось степанакертское отделение Союзтранса, к которому приезжий человек не может быть равнодушен. В то время, о котором идет речь, приобрести билет на автобус было все равно что нынче получить место в космической ракете. И заправлял этим заведением Артем Айрапетович Арутюнян — Артем-даи, как называли его в Карабахе…

У каждого города свое неповторимое лицо. «Лицом» Степанакерта долгое время был Артем-даи, начальник степанакертского отделения Союзтранса…

Контора Союзтранса находилась у въезда в город, на улице, которая существовала еще в воображении архитектора. Теперь улица застроилась, двинулась дальше, оставив позади даже Ноти-Чан — местечко, находящееся далеко за чертой города. Теперь Ноти-Чан, который был степанакертской Камчаткой, считается чуть ли не центром. Вот как размахнулся наш город!

Каждого приезжего неизменно встречал и провожал сам начальник конторы Артем-даи. Отъезжающим желал доброго пути, призывая быть великодушным, не поминать лихом, простить, если что было не так. А если вы только прибыли, найдет он для вас сердечные слова, чтобы приветствовать на карабахской земле, где вас ждет несомненная удача.

С приезжающими дело ясное: они еще не изведали всех церемоний, связанных с приобретением обратного билета, и благодушно принимали чистосердечные изъявления гостеприимства. Но как мог Артем Айрапетович подойти к пассажиру, прождавшему этой счастливой минуты отъезда день, два, а может быть, все три, сказать ему положенные, безмятежно радушные слова, не боясь наскочить на грубость? А вот подходил, говорил людям добрые слова на прощанье, и ничего. Ни одной грубости. Даже благодарили.

— Как? — удивитесь вы. — После всего того, что произошло? После стольких часов, дней ожидания… Еще благодарность!

Сразу видно, что вы не знали Артема-даи, не встречались с ним.

Представьте себе ширококостного пожилого человека с задушевной улыбкой, которая не сходит с полных губ. Теперь вместо этого большого улыбающегося человека тесную конуру, отгороженную от внешнего мира доской с круглым отверстием — окошечком для общения с постоянно бодрствующей толпой. Это и есть контора Союзтранса. Единственное ее украшение — зеленая коробка телефона, висящая над маленьким, игрушечным столом. Все здесь казалось игрушечным — стол, телефон, сама контора, — настолько был громоздок ее владелец.

Вот он сидит за окошечком, степенный, сбитый крепко, с расчетом на многие годы жизни, полный спокойствия и доверия к окружающим.

За окошечком — гомон людей, ждущих автобуса. Машина будет, должна быть. Артем Айрапетович обещал. Блажен, кто верует…

Тут нужно пояснение: долгое время Союзтранс в Степанакерте существовал условно: контора была, а машин у нее не имелось. Жили на птичьих правах. Забредет случайный автобус, либо, вняв настойчивым звонкам начальника степанакертского отделения Союзтранса, Агдам пришлет какую-нибудь свою колымагу, — и контора живет, действует. Пассажиры, тесно набившись в колымагу, все же рады-радешеньки, улыбаются.

Так было вчера, позавчера. Так будет завтра, послезавтра. Но вы ждете чуда. Чудо должно совершиться для вас. Сегодня без задержки придет машина, вы укатите себе на здоровье!

Если ты устал ждать, загрызло сомнение, поднимись с лавки, подойди к окошечку, взгляни на человека за маленьким столом, готового обзвонить весь белый свет, взывая о помощи; взгляни на человека с большим и добрым лицом, которое даже в самые трудные минуты не теряет приветливого выражения, с лицом, как бы сотканным из доброты, — и у тебя рассеется всякое сомнение. Такой не обманет. Сказал — отправит сегодня, значит, непременно отправит. Наберись терпения.

Сколько раз смотрел в окошечко и я…

Рассердившись на коня, бьют по седлу. Я часто думаю, как мог он, наш милейший Артем-даи, пройти свой долгий, трудный служебный путь, ни разу не выйдя из себя и не вызвав на свою голову гнев толпы, исторгавшей гром и молнии.

Впрочем, один такой музейный экспонат нашелся. Ему не сиделось на лавке. Он то и дело вскакивал с места, прижав коленями объемистый фанерный чемодан, с которым боялся расстаться. Гордый собой и своим полным чемоданом, он разглагольствовал:

— Подумаешь, улыбками подкупает. Афоризмами. Я и здесь добуду, что мне нужно. Меня Агаларом зовут, я из самого Шушикенда. Тертый калач. Меня на мякине не проведешь…

Все это он говорил тихо, отвернувшись от окошка, чтобы слова его не дошли до уха человека, от которого зависел отъезд.

Наконец пришел черед, экспонат с большим чемоданом взгромоздился в машину. Уютно устроившись, еще раз пощупав чемодан, точно еще не веря, что они — он и чемодан — в машине, подозвал начальника и обрушил на него извержение Везувия.