Читаем Избранное полностью

— Там же, где вы, — улыбнулся Ахмед, — у одного гимназиста конфисковали.

III

Корова наша была стельная, на сносях, в стадо ее не гоняли, а пасли возле речки. Привязывали ее к кусту, чтобы она не бегала. Объест траву вокруг себя, отвязывали и переводили на новое место. За день три-четыре раза меняли места, и она к вечеру делалась как вздутые кузнечные мехи. Выходит, что так даже лучше, чем пастись в стаде. На привязи особенно не побегаешь, зря не потопчешь корм.

Сами понимаете, если у подростка свободное время, не станет он сиднем сидеть и, как у нас говорят, на собаке шерсть бить. Не сидели сиднем и мы — я и Аво. Бить гимназистов, на худой конец, мальчишек-чужаков, сынков богатеев, это еще не все, чем занимали мы свой досуг.

Разве у Аво заскучаешь, руки твои без дела отболтаются? Ух, и до чего день короток, когда мы под водительством Аво.

— Хотите погулять в нашем подвале? — как-то предложил Карт.

Побывать в подвалах Затикянов! Ну не сон ли, не, смеется ли сын винодела над нами? Но Каро говорил серьезно, как и тогда, когда отдал нам зажигательное стекло.

— Захватите соломинки, будем пить вино: отец уехал, — просто пояснил он.

В условленном месте стали собираться гости. Фу, черт! И надо было, чтобы в такой час настал мой черед менять корове место. Была не была, не пойду, от нашей Марал ничего не убудет, если я немного задержусь. Она же не дед. Укоризненно не покачает головой. Все сойдет.

На пирушку были приглашены и друзья из Узунлара, Многие из нас не пробовали еще вина, а узунларцы и не видели его: у них и взрослые не пьют — Коран запрещает.

— У всех есть соломинки? — спросил Аво, обходя гостей.

Он и здесь был за главного.

— Я, кажется, свою потерял. Не знаю, куда ее дел, — осторожно обронил Варужан. Он ощупывал карманы, искал за пазухой.

— Ну и недотепа! Что со стеной говорить, что с тобой — все едино, — строго выговорил Аво. — Чего же пришел с пустыми руками? Проваливай! — Он стал проверять соломинки у других.

Варужан продолжал сосредоточенно и страдальчески искать соломинку.

— Хорошо, — неожиданно смягчился Аво, — я поделюсь с тобой своей. Нам немного меньше других достанется вина — только и всего.

Дождавшись последнего — Азиза, мы тронулись в путь. Шли задворками, выбирая безлюдные закоулки.

Али был впервые у нас и на все заглядывался. Муртуза и Ахмед тоже первый раз, но они держались так, будто их прадеды здесь родились.

На повороте улицы откуда ни возьмись появился шалый Мисак. Он остановился, посмотрел на нас, скривил лицо и вдруг разразился громким хохотом. Гости недоуменно оглядели мальчика.

— Не обращайте внимания, придурок, — шепотом сообщил им Сурен.

По узкой, заросшей бурьяном тропинке Каро повел нас в сад, находившийся позади дома. Там, под согнутой ивой, была калитка. Каро отодвинул засов, пропуская нас вперед. Наступая друг другу на пятки, мы вошли во двор. Сурен почему-то даже шел на цыпочках.

Посреди двора два петуха, растопырив крылья и распушив перья на шее, лениво наскакивали друг на друга. Видно, обоим страшно наскучила эта драка, и при нашем появлении они с удовольствием разбежались по сторонам. Было жарко. Куры, раскрыв от жажды клювы и опустив крылья, бродили по двору. Узенькие языки их дрожали от учащенного дыхания.

Пройдя весь двор, мы оказались перед дверью с висящим на ней большим плоским железным замком.

Каро достал ключ из кармана, вложил его в замочную скважину, повернул два раза. Дверь в подвал отворилась. В ноздри ударил тяжелый винный запах.

— Ой! — Арфик зажала нос.

Таинственный сумрак сразу поглотил нас. Ощупью продвигаясь в сырой тьме, как в тумане, мы скорее угадывали, чем видели, пузатые сорокаведерные бочки, обступившие нас со всех сторон. Они стояли на деревянных кругляках, ряд за рядом, тускло сверкая крутыми мокрыми боками.

Привыкнув к темноте, мы выбрали себе по бочке. Выбор был так велик, что даже видавший виды Аво, раскрыв рот от изумления, замер, позабыв, что он атаман, которому не следует на все пялить глаза.

В деревянных затычках, торчащих из бочек, просверлены дырки. Так полагается — для выхода газа. Если в отверстие в затычке вставить соломинку… Ей-богу, для нас придуманы эти дырки.

Около меня, привалившись всей грудью к бочке, присосался к соломинке, как к соске, Айказ. Я видел, как его острые лопатки на спине блаженно ходили. Должно быть, это занятие доставляло ему большое наслаждение. Рядом с ним торчала всклокоченная голова Васака. Он тоже тянул из бочки через соломинку, но уже без особого удовольствия. Я оседлал бочку неподалеку от Мудрого.

— Пейте, ребята! Омывайте нашу дружбу! — любезно предлагает Каро. Он особенно внимателен к гостям из Узунлара.

— Кирва Али, вот попробуй из этой бочки. Изабелла[43].

Такие же знаки внимания Каро оказывает Муртузе и Ахмеду.

Угощая других, Каро и себя не забывает: почти с каждой бочки берет пробу.

Некоторое время все молча тянем из соломинки: слышно только блаженное причмокивание. Одна только Арфик слонялась без дела, ходила по рядам, брезгливо фыркала и ни за что не хотела пробовать ни изабеллу, ни мускат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза