Избранное

С т а р и к. Должен? Опять должен? Когда же я выпутаюсь из этих долгов? Всю жизнь в долгах?! Нет! Шалишь! Все! Хватит! Довольно! Все свои долги я выплатил сполна. Я должен только себе! За все мои труды, страдания, за все мои жертвы, за все мои ожидания и надежды. А больше никому и ничего я уже не должен. Со всеми расплатился честно и искренне. Вот мои долги. Родителям моим я должен был за то, что дали жизнь, вспоили и вскормили. За их доброту и суровость. За всю их науку немудрящую — как трудиться, как с людьми жить, науку честную, человеческую. И я до последнего часа их, до последнего вздоха на моих руках искренне платил им любовью, уважением и лаской. Я должен был Родине за всю красоту ее, за волю, за простор, за вьюги зимние, за весны жданные, за ливни теплые. И когда пришла война, я жизнью своей заступился за отчизну, кровью, ранами своими, болью нестерпимой, верностью своей оплатил ей долг. Как ни трудно было, а изгнал ворога. Перед рабочим перед классом долг был — братский. Кормил его. Сам часто голодным спать ложился, а его кормил. Потом… Интернациональный долг… Да и не долг, а сочувствие, сердечное участие… Индонезии давал, Китаю давал, Гане, Египту, Индии, Бангладеш, Алжиру, Вьетнаму, Сирии, Анголе, Мозамбику — всем, кто просил. Самому не хватало шиферу на крышу, а Кубе, а Чили, а Перу, а на Ассуанскую, на Ефратскую плотины цементу не поскупился. Пусть знают нашу доброту. Давал по долгу чести, по долгу трудовой солидарности. Вот оглянусь вокруг — теперь все мне должны. Не я, а мне! А ты опять от меня требуешь? Не просишь, а «должен»! Еще и на распутство я должен тебе? Не я, а ты передо мной в неоплатном долгу за сытое детство, за грамоту, за жизнь, которую я тебе дал. Жизнь! Самый дорогой дар! Жизнь! Из небытия! Из ничего человеком тебя сотворил!

Д о ч ь. А он еще помнит зоологию!

С т а р и к. За обиду. За позор сегодняшний. За стыд, за слезу, нынешней ночью выплаканную… вы — зелень — в долгу неоплатном. (И как окончательный приговор: просто, спокойно.) Ничего я не должен. Не дам. Плати сам. А я спать пойду. Я нонче всю ночь не спал. (Устало уходит. Ложится у стога.)

Пауза. Старуха начинает метаться: не знает, то ли утешать Сына, то ли приголубить Старика.

С ы н. Да-а… Встречный иск…

Д о ч ь. Да-а, Жан. Пошел ты за шерстью, а вернулся стриженым.

Н э л л а. Да-а, не даст он. Пойду сушить сухари тебе, Ваня.

С т а р у х а. У него у самого сердце разрывается. И его пожалеть надо. Ну вот… Не трогайте его, пусть успокоится. Горе ты мое горькое.

Сын включает транзистор. Вначале слышны обрывки музыкальных мелодий. Вот гнетуще-печальная индийская, за ней — бешеная джазовая, потом знойная восточная прерывается несколькими аккордами торжественной, органной. Но это настойчиво вытесняет разноязыкий галдеж дикторов и политических комментаторов. Голоса у них разные и по тембру и по манере. То напористый и торопливый, то вкрадчивый и рассудительный, то задушевно-доверчивый, то наглый с металлическим отзвуком. Вот несколько обрывков из этого неустанного гомона, из этой смеси правды и фальши. И кукушка кукует.

Г о л о с  д и к т о р а. Кроме обычных видов оружия ядерные арсеналы держав составляют более шестнадцати тысяч мегатонн — по нескольку тонн на каждого мужчину, женщину и ребенка на земном шаре… На медицинские исследования в мире ежегодно расходуется четыре миллиарда долларов, а на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы для военных целей — двадцать пять миллиардов… Государства нашей планеты тратят ежечасно по тридцать миллионов долларов на вооруженные силы и вооружение… Тридцать миллионов в час.

Сын выключает транзистор.

С т а р у х а. Нет-нет, пусть рассказывает. Послушаем, послушаем. Пусть и он послушает. Вот где растратчики. А мы — семнадцать копеек, сорок две копейки. А там вон что творится! Давай, давай!

Сын опять включает транзистор.