Избранное

Перед домами, стоящими вдоль канала, привязаны выкрашенные в кирпичный цвет старые лодки. Они неподвижны и никого не ждут. Потому что в этом странном городе, кажется, нет людей. Наскучив бесплодным ожиданьем, лодочники разошлись кто куда. Только большая широкополая шляпа сереет, забытая, в крохотном челноке.

Странное производят впечатление старые покосившиеся дома, над которыми возвышаются дне серые башни без стражи, без блеска оружия в мертвых бойницах.

На узких улицах, на широких лестницах не мелькают человеческие фигуры. Из окон не выглядывает ни одно женское лицо. Перед запертой железной дверью лежит подброшенный букет свежих цветов. Когда выйдет прекрасная девушка и возьмет его?

Приятно побродить по этому молчаливому, безлюдному городу. Соленая морская вода смыла и слила в сплошную мягкую серость все надписи, все краски. На стенах выписаны мудрые изречения — в назидание гражданам и в обличенье порокам. Древние храмы открыты, и под сводами их как будто носится еще не затихший отзвук молитвенных песнопений. Мраморные ступени перед дверьми истерты шагами богомольцев.

На тротуаре под маленькими балконами видны вытоптанные ступнями плиты, и в углублениях блестят лужицы дождевой воды.

На плитах этих темными ночами стояли влюбленные юноши и с гитарой в руках пели старинные, чистые и пламенные, любовные серенады.

С одного окна, вижу, еще свешивается шелковый шнурок, на котором была спущена полная страсти и тревоги раздушенная нежная записка.

Вон там, на маленькой террасе над морем, перед таинственной дверью какой-то таверны, стоит широкий и низкий, из тяжелого дерева, стул с громадной спинкой. На этом стуле, может быть, отдыхал, небрежно развалясь, великий искатель изящных приключений — Дон-Жуан, наслаждаясь своими победами… На маленьком столике возле стула стоит большой оловянный сосуд с витой ручкой. В этом сосуде искрилось красное вино, которым подкреплялся в позднем возрасте присужденный к счастью человек.

А там, на широкой площади, мощенной крупными камнями, блестит подкова. Ее потерял конь рыцаря, проезжавшего здесь в тяжелой железной кольчуге до земли, с алой розой любви на сердце и крестовидной рукоятью широкого меча правды в руке.

Из того вон окошка ему улыбнулась добродетельная жена одного старого графа.

Из-за этой невинной улыбки ревнивый муж построил страшную черную башню, где молодая женщина в неслыханных мученьях искупала свой несодеянный грех.

На углу вон той узкой улочки жил печальный поэт, чьи любовные сонеты заставляли золотоволосую, как ангел, внучку рыцаря, защитника невинности, не помнить себя от гордости — на людях, и смеяться до упаду — наедине с собой.

Каждый вечер он проходил в темном плаще мимо дома своей поклонницы, сворачивал в ближайшую корчму, безумно напивался там и острием шпаги писал на темных закопченных стенах ее имя.

Имя поэта забыто, и ему никогда не будет поставлено памятника, потому что он посвятил божественное вдохновенье свое не толпе, а возвышенному идеалу женской красоты.

Вон в том неприветливом каменном доме с маленькими окнами, вросшем в землю, почти ушедшем в нее, боролся с темными силами, духами и тайнами неведомого великий ученый-алхимик, чьи открытия дали толчок умам, а имя осталось неизвестным.

В поисках химической формулы любви этот мрачный человек, собирая слезы своей возлюбленной и тщательно анализируя их, находил в счастливых ее слезах — горечь, а в горьких — сладость.

Он искал лекарства, которое освободило бы человека от предрассудков и от понятий добра и зла, но в результате усердных поисков открыл лишь сущность зависти, которая оказалась неисцелимой.

Все его желания заключались в том, чтобы сделать добро человечеству, которое состояло для него из жителей города. Чтоб искоренить зло и оскверняющие жизнь пороки, он изобрел сильную отраву, пустил ее в большой городской водопровод и за одну ночь истребил сразу все.

Вот каков серый, безлюдный, тихий город, чье литографированное изображение много лет уже висит в старой рамке на стене моей комнаты.

1921

ЛЮБОВЬ

Отчего замолкли живые, веселые звуки гармоники, каждый вечер наполнявшие нашу улочку на городской окраине?

Где молодой кузнец, по целым дням чинивший примусы, краны, детские коляски, ружья, разные пружины? Наверно, уехал куда-нибудь?

И какой глухой стала улица без его гармоники! Весенние вечера все так же прекрасны, липы благоухают, звезды так чисты. Но у калиток не видно людей. Хорошенькая наборщица не расхаживает по тротуару под руку с маленькой сестрицей. Молодожены в крайнем доме не высовываются из окна, прижавшись друг к другу, словно пара голубков возле своего гнезда. Даже вечный городовой, ухаживавший за служанкой соседей, исчез.

А прежде как было хорошо! Наступит вечер, город затихнет, и вот из маленькой кузницы на углу этой бедной улицы начинают литься веселые звуки гармоники. И мрак смягчается, становится ласковым. Расстояние между домиками исчезает, душевная симпатия сближает их. По тротуарам, словно окруженные сиянием, прогуливаются девушки, слышится смех, начинают плясать желания…