Избранное

Во-первых, в контексте советской истории. В этом контексте перестройка – заключительный этап жизни нашей тоталитарной системы, переход от обозначившегося после Сталина «старения» к агонии смерти. Перестройка доводит до логического конца ту тенденцию к «либерализации» и «компромиссам с реальностью», которая обозначилась еще в 50-е годы, и переводит ее в потенциально новое качество – в сознательное отвержение нашей тоталитарной системы в целом и в борьбу за построение нового, демократического общества.

Эти два момента – отвержение нашей тоталитарной системы и борьба за построение демократического общества – требуют рассмотрения перестройки в другом контексте – уже не советской, а русской истории, для которой советский период – лишь этап и эпизод.

Здесь место перестройки неопределенно и двойственно. Разбудив силы, тотально, «тоталитарно» отвергающие нашу тоталитарную систему, силы революции с «обратным знаком», перестройка может оказаться еще одним относительно недолгим демократическим эпизодом, который окончится новой диктатурой (на этот раз, очевидно, «романтически-реакционной»). Тогда нам предстоит еще одна, надо надеяться, уже окончательная борьба за демократию. Но перестройка может быть окончательным переходом к «взрослому», демократическому обществу уже сейчас. В пользу этого говорит очень многое, и прежде всего – та объективная «зрелость», которой достигло наше общество с 1917 году и которую оно демонстрирует сейчас, показывая неожиданную для многих (и «внутренних», и иностранных наблюдателей) готовность к демократии и слабость тоталитарно-экстремистских течений. В пользу этого говорит и внешняя, международная ситуация. В1917 году еще никак нельзя было говорить о победе демократии не только в общемировом, но и в общеевропейском масштабе. Сейчас же демократия – не только в Европе, но в Индии и Непале, Филиппинах и Египте. Мы явно «отстаем», и пример всего мира давит на нас. Но победит ли демократия у нас уже сейчас, или нам предстоит еще один тоталитарный «спазм», перестройка – один из великих эпизодов нашей истории (как реформа Петра, освобождение крестьян в 1861 году, революция 1905 года, революция 1917 года), смысл и логика которых – движение нашей страны к зрелому демократическому обществу.

И, наконец, в-третьих, в общечеловеческом историческом контексте перестройка – одна из бесчисленных форм, в которых разные страны, преодолевая разные трудности, выходят к современной демократии, являющейся в конечном счете такой же неизбежностью, как для индивидов неизбежно наступление нового возраста с его новыми нормами, проблемами, тревогами.

Рецензия

Ахиезер A., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? М.: Новое издательство, 2005. 708 с. (Исследования Фонда «Либеральная миссия»).

Переломные события в жизни народа всегда приводят к пересмотру его истории. История, естественно, «подстраивается» под ее «итог», который заставляет по-новому взглянуть на прошлое, ища в нем то, что привело к этому «итогу». Но история продолжается, и любой итог в ней – промежуточен. Поэтому она переписывается вновь и вновь.

Падение СССР произошло так быстро, сознание победителей 1991 года было настолько противоречиво и смутно, а демократическая эйфория конца 8о-х – начала 90-х длилась так недолго, что для оптимистически либерального пересмотра русской истории под углом зрения «запоздалого, но неизбежного триумфа демократии и рынка» не было ни времени, ни интеллектуальных сил. Новый серьезный либеральный пересмотр российской истории происходит в иной общественной ситуации, когда, как считают авторы книги, стало очевидно, что очередная русская попытка создать правовое демократическое общество успехом не увенчалась.

Книга А. Ахиезера, И. Клямкина и И. Яковенко – «героическая» попытка просмотреть российскую историю «от Рюрика до Путина» под углом зрения этой неудачи. Авторы показывают, что проявившиеся в постсоветскую эпоху черты российского общества – его слабая способность к самоорганизации, не позволившая использовать открывшиеся в конце 80-х годов возможности общественного самоуправления, низкое правовое сознание, готовность видеть в любой власти «меньшее зло» по сравнению с неизбежно превращающейся у нас в анархию свободой, одним словом, все то, что привело к быстрому авторитарному перерождению постсоветского государства, – отнюдь не просто последствия коммунистического тоталитаризма. Это – черты, сформировавшиеся в древности, «константы» нашего национального характера, и сам коммунистический период нашей истории – не случайная «катастрофа», на последствия которой можно списывать последующие неудачи русской демократии, а если не «закономерный», то «естественный», вероятный этап нашего развития.