Избранное

Около полуночи они вернулись к часовне, и в темном уголке еще раз были взвешены все «за» и «против». Рихард говорил, а Луиза, тесно прижавшись к нему, смотрела ему в рот. Наконец Грюневальд подвел итог обсуждению, задав тихий вопрос, на который ответа не последовало. После этого оба вернулись в «Виллу роз» и поднялись по лестнице в комнату Рихарда. Немец шел впереди, как и положено, а Луиза следом, соразмеряя свои шаги с его, так что мадемуазель де Керро, которая еще не спала и ворочалась в своей постели, подумала, что наверх поднимается один человек.

Грюневальд запер дверь, зажег свет и посмотрел на нее.

— Ты боишься, — сказал он, вешая шляпу на ручку двери, чтобы прикрыть замочную скважину.

— Да, — призналась она.

Поздно ночью Луиза спустилась по лестнице. Она шла в одних чулках, неся ботинки в руке. Сердце ее замирало, когда она проходила мимо комнаты, где блаженным сном спали в обнимку господин Брюло, госпожа Брюло и обезьяна.

XIII. ИРРИГАЦИОННЫЕ РАБОТЫ

Ужин десятого мая госпожа Брюло ежегодно превращала в чествование госпожи Дюмулен из Тегерана, которую звали Антуанетта и которая платила восемь франков в день. Именины остальных постояльцев в «Вилле» не праздновались. Правда, госпожа Жандрон могла бы тоже рассчитывать на подобное внимание, ибо платила еще больше, но она не оценила бы этого, ибо ей было уже не до всяких таких глупостей. Никто и не знал, что ее звали Анна Маргарита Роза де Жандрон, и никому не приходило в голову, что и ее когда-то ласкали и называли Мег — в те времена господа, теперь похороненные и съеденные червями, еще носили черные фраки.

Праздник в честь госпожи Дюмулен отличался от обычного ужина в первую очередь салфетками, которые не просто лежали возле тарелок, а стояли в виде изящных кардинальских шапок. Затем дешевым букетом, украшавшим место именинницы, и, наконец, большим тортом, на котором буквами из постного сахара было выведено «Антуанетта» с размашистым завитком внизу. Последние три года даже пили шампанское, и все благодаря светлому уму госпожи Брюло, которая нашла разрешение труднейшей проблемы, как ей еще шикарнее обставить праздник и заодно подработать на нем в награду за свои труды. По зрелом размышлении она посвятила в свой план Кольбера, господина, который учил Асгарда французскому, и договорилась с ним о следующем. Обычный ритуал празднования начинается с короткого, но прочувствованного поздравительного слова, после чего сразу же подается торг. В порыве воодушевления, которое неизбежно охватывает людей в таких случаях, Кольбер вдруг выставляет бутылку шампанского, за которую он, разумеется, не платит. Этот расход госпожа Брюло берет на себя. Другие мужчины чувствуют себя морально обязанными последовать примеру Кольбера, и дальше все пойдет как по маслу. За бутылку шампанского госпожа Брюло платила три франка, а брала по семь.

В первый год выпили одиннадцать бутылок, две из которых были даром Кольбера и две — господина Брюло. Эти четыре бутылки обошлись госпоже Брюло в двенадцать франков. Зато семь остальных (7х4) принесли ей 28 франков, так что операция завершалась с прибылью 28–12=16 франков.

О втором годе госпожа Брюло не могла вспомнить без душевной боли. Как раз тогда в «Виллу роз» из «Родного дома» перебралась «сербская делегация», и каждый из четырех ее членов заказал не менее пяти бутылок.

В прошлом году госпожа Брюло заработала на этом 24 франка, прежде всего благодаря щедрости одного дурака-итальянца, однако в этом году она на многое не рассчитывала. Во-первых, выбыл Бризар, который не ограничился бы одной бутылкой. Во-вторых, ее беспокоил Мартен, который все еще не расплатился, а госпожу Брюло никак не устраивало повторение сербской истории.

От польской подруги Мартена и ее матери в данном случае вреда не было, наоборот, так как дамы пили, но не угощали, а цель состояла в том, чтобы было выпито как можно больше.