— Что с тобой такое, дружочек? — спросил Сириус и ободряюще похлопал ее по спине.
— Ничего, — ответила Юлия и обвила руками его шею. Он почувствовал ее твердую, упругую грудь и, сам не понимая, что делает, взял ее голову обеими руками и нежно поцеловал в щеки, в губы… раз, и еще раз, и еще… Кончилось тем, что он усадил ее к себе на колени. И она страстно прильнула к нему.
Сириус выбрал и послал Леоноре несколько своих стихотворений и через некоторое время получил их обратно вместе с запиской, в которой она благодарила его и просила прислать еще. Он целовал душистую записочку с ее красивым почерком и весь тот вечер и всю ночь терзался безмерной и отчаянной тоской.
Но на следующий день после школьных занятий он опять миловался и нежничал с Юлией. Большая, нескладная и бестолковая Юлия… а она ведь очень похорошела. Как это он раньше не заметил. Она же стала совсем другая, она расцвела и превратилась в розу, по-своему она была очаровательна, свежая и пышная, яркая роза! Сириус и раньше заглядывался на молодых девушек, но дальше этого дело никогда не шло. Юлия была первой, кого он поцеловал и заключил в объятия.
И однако нее любил он, конечно, Леонору. Ее, и никого другого.
Он презирал самого себя за двойную игру. Но ведь начал не он, ему же, в сущности, это навязали. Долгое время он ничего не мог с собою поделать. Поклонялся далекой и возвышенной Леоноре и писал стихи ей и о ней, в то же время утоляя любовную жажду у близкой и ласковой Юлии. Все это происходило как бы против его воли, однако воспринималось как нечто неизбежное.
Но ведь Леонора раз и навсегда недоступна для него. Не ему она предназначена и, скорее всего, отдана уже другому. Говорят, ее часто видят в обществе одного офицера со сторожевого корабля «Посейдон».
Настала весна, распустились кусты в саду у кузнеца, и в один прекрасный день Сириус прочитал в «Тиденден», что состоялась помолвка фрекен Леоноры Марии Поммеренке со старшим лейтенантом Расмуссеном. Хотя эта новость отнюдь не явилась для него неожиданностью, он все же пришел в отчаяние и втихомолку проронил слезу. А под вечер того же дня он искал утешения на груди у Юлии.
Сириус стал писать Леоноре страстные и неистовые стихи, множество стихов, и некоторые он в своем удивительном ослеплении послал ей в письме, не заботясь о том, что в них многократно упоминалось ее имя.
Однажды ему нанесли неожиданный визит: фрекен Леонора пришла вместе со своим возлюбленным.
— Это мой жених, — представила она. — А вот это — мой поэт! Видишь, как он похож на лорда Байрона.
Офицер вежливо засмеялся, Леонора и Сириус тоже засмеялись, все шло исключительно мило. Гость — кстати, это был невысокий веснушчатый молодой человек с жидкими рыжими волосами — наговорил Сириусу комплиментов за его стихи и купил несколько коробок кнопок.
В тот день Сириус решил, что они с Юлией должны объявить о своей помолвке.
Юлия ужасно огорчилась и категорически воспротивилась тому, чтобы он пошел поговорил с кузнецом.
— Он убьет тебя! — подавленно сказала она.
— То есть как, почему же?.. — обескураженно спросил Сириус.
— Потому что они хотят, чтобы я вышла за Яртварда, знаешь, что работником у консула Хансена в пакгаузе! — ответила Юлия и закрыла лицо своими белыми, красивыми руками, словно боясь, что ее ударят.
— Вот еще, да с какой это стати! — возмутился Сириус.
— Этого, наверно, уже не изменишь, — простонала Юлия, она опустилась перед Сириусом на колени и в отчаянии гладила его руки. — Это уже почитай что решено!..
— Решено? — переспросил Сириус, и у него даже дыхание перехватило. — Ну нет, пусть они тобой не помыкают! Скажешь, что ты не хочешь, ясно? Ты же взрослая девушка! Вот тебе и все решение!
— Ой, нет, не знаю. — Юлия плакала навзрыд и терла себе глаза.
Тут Сириуса разобрал смех. Он рассмеялся добродушно и снисходительно.
— Ты говоришь, не знаешь? Но тебе же не нравится этот Яртвард — или как?
Юлия зарыдала еще сильнее, осипшим голосом она ответила:
— В том-то и дело, что он мне… кажется, он мне… и ему тоже так кажется… и он уже говорил с отцом и матерью!
— Ну, знаешь ли! — воскликнул Сириус. — Вот уж, ей-богу, история, глупее не придумаешь! Так что же, Юлия, выходит, ты меня и не любишь?
— Люблю! — сказала она, и ее забила сильная дрожь.
Сириус продолжал металлическим голосом:
— Но может, ты и его тоже любишь, другого?
Отпет Юлии прозвучал невнятно, но это было «да».
Сириус встал и подошел к окну. Буйно расцветшие кусты были наполовину в тени, наполовину на солнце. На солнце они были красные, в тени — синие. Он резко обернулся и умоляюще спросил:
— Но его ты любишь больше, чем меня? Ответь же мне, Юлия!
— Кажется, да, — прошептала Юлия.
— Я же об этом понятия не имел, — пробормотал Сириус с комкам в горле. — Я понятия об этом не имел. Это для меня полнейшая неожиданность.
Юлия села на ученическую скамью. Юное пышное тело ее сотрясалось от подавляемых рыданий. Немного успокоившись, она сказала тихо, но внятно:
— Мы ведь с ним этой осенью должны пожениться.
— Значит, вы уже и помолвлены, так я понимаю! — глухо сказал Сириус.
Юлия кивнула.