— Ты пойми, они ведь не столько до Юлии хотят добраться, сколько до меня самого. Ей-ей, меня им не терпится вздернуть, чтоб висел на еловом суку и трепыхался! Меня им надо пропустить через свою
Кузнец резко качнулся всем телом и сжал свои ртутно-серые кулачищи:
— Да я бы ему все кости переломал, за милую бы душу, можешь не сомневаться! Но Роза — с ней мне не совладать, ее низости и
Кузнец со стоном запустил пальцы в волосы.
— Я так думаю, мы это уладим, мне только надо еще раз с Юлией поговорить, — утешил его Сириус.
— Тсс, — шепнул кузнец, приоткрывая дверь. Лицо его приняло настороженное и в то же время странно бессильное выражение. — Уже пришли, будь они неладны! Шум подняли, Юлию кличут!
— Погодите, я сейчас! — сказал Сириус и выскочил из кузницы в сад, где Юлия ждала его под большим кустом. Она, дрожа, поднялась ему навстречу.
— Я же так и думала! — сказала она с каменным лицом. — Они тебя выгнали! Так я и знала!
— Вовсе нет! — ласково зашептал Сириус, обнимая девушку за талию. Он коротко посвятил ее в суть дела. — Вот так все обстоит, — заключил он, — и теперь нам остается только одно: чтобы ты сказала, мол, ребенок от меня, а я подтвержу, что все правильно и я не отказываюсь. Мы теперь с тобой жених и невеста, слышишь, Юлия, и поженимся сразу, немедля. Твой отец с нами заодно!
— Юлия! — загремело из дому.
— Иди, — шепнул ей Сириус. — А я приду попозже.
Управляющий сберегательной кассой Анкерсен расположился в кресле-качалке в гостиной кузнеца. Он сидел нахохлившись и тяжело дышал, раздувая волосатые ноздри. Руки, сложенные на животе, медленно и зловеще вздымались и опускались в такт дыханию. Он не переменил позы, когда в комнату вошла Юлия.
— Вот это несчастное дитя, — вздохнула жена кузнеца. — Садись, Юлия.
Анкерсен по-прежнему молчал. Фру Янниксен продолжала пасмурным тоном:
— Ну, Юлия, теперь управляющий Анкерсен знает все, и он обещает помочь тебе выбраться из трясины! Мы решили избрать единственный путь, который еще для нас не закрыт. Верно, Анкерсен?.. Вы не хотите сами сказать?
Анкерсен кивнул. Он глухо откашлялся и заговорил голосом, шедшим будто со дна глубокого колодца:
— Возмездие за грех… возмездие за грех — смерть, да. Но всякому, кто исповедается и покается в своем грехе, ему еще приотворены врата к неизреченной милости спасения.
Юлия сидела, склонив голову и глядя в пол. Словно сквозь приступ дурноты вслушивалась она в тяжеловесные слова Анкерсена. Он говорил о женщине, взятой в прелюбодеянии, о проклятии пьянства, которое разрушает семьи и увлекает детей в непролазные дебри греха.
«Что мне нужно сказать?» — мучительно думала Юлия. Ей ведь и вопросов никаких не задавали. Вся речь Анкерсена была одно глухое обвинение: «Ты должна начать новую жизнь, женщина, ты должна ступить на стезю искупления. Ты должна исповедаться в грехе перед своими сестрами и братьями во Христе, дабы им это было предостережением, а в будущем послужило в назидание и во спасение души…»
Юлия с трудом сдерживала слезы. Под конец она не выдержала и зарыдала, сипло и неуверенно. До нее донеслись слова Анкерсена:
— Это хорошо! Это очень хорошо, что раскаяние жжет и терзает душу! Это уже первый шаг!
Но тут раздался нервный стук в дверь, и вошел Сириус. Она слышала, как он им что-то объясняет удивительно тонким и слабым голосом, непрестанно запинаясь и кашляя:
— Ну вот, мы, значит, с Юлией поженимся, а ребенок — мой… так что теперь вроде все стало на свои места…
У него начался сильный приступ кашля.
— Что я слышу, о чем говорит этот молодой человек? — протяжно вопросил Анкерсен с недоброй усмешкой в голосе. — Ребенок его? А девица была обручена с другим? Иными словами, она?… Нет-нет, это слишком невероятно! Выходит, она воистину вела жизнь
Он порывисто встал и схватил Юлию за руку:
— Дитя мое, несчастная заблудшая овца! Что же нам делать? Так далеко ты зашла в своем падении?
— Я на ней женюсь! — воскликнул Сириус, оправившись наконец после приступа кашля. — Я получил согласие ее отца! Мы с ней поженимся сразу, немедля!
— Но почему же ты молчала, Юлия? — спросила фру Янниксен. — Почему не открылась хотя бы мне, родной матери? Может, Яртвард потому от тебя и сбежал? Но ведь это все меняет! Если б я знала…
— Да нет же, от этого ничуть не лучше! — раздраженно простонал Анкерсен, повернувшись к жене кузнеца. — Наоборот, это лишь позорно вдвойне! Ведь девица-то… ведь сия женщина доподлинно