Избранное

— Ребенок очень любит ее.

— Не имеет значения.

— Мы не отступимся! Харпыр не вложил в нее всю душу, и не ему она должна принадлежать.

25. Пять кабаньих хвостов

Рассказывает Сейит.

Семь дней прошло, а отец с Яшаром не возвращаются. Мне гордость мешает кинуться на поиски. Надеюсь, они обосновались где-нибудь в тихом местечке, может, даже в каморке Теджира. Небось лопают каждый день макароны, приготовленные Гюльджан. А по утрам и вечерам пристают к Харпыру: «Отдай куропатку, отдай!» Надоедают человеку. Чего доброго, допортят мое дело до конца. Возьмет он им да скажет: «Забирайте свою куропатку и отстаньте от меня! Чтоб не было здесь больше ни вашего духу, ни Сейитова!» Тогда — пиши пропало.

А может, Харпыр и не скажет так. Мне показалось, он человек мягкий. Такому только на кемане[73] играть, байки детям рассказывать. Живи он в деревне, непременно торговлей занялся бы — продавал бы женщинам мятное масло, дешевые бусы да брошки. У него хоть кусок изо рта вынимай — противиться не станет. Такое у меня сложилось мнение о Харпыре-бее. У него ведь всего-навсего одна страстишка имеется — охота. Приглянулась ему наша куропатка, вот он и ухватился за нее. Он что хочешь отдаст, только не куропатку.

Я жду и жду. Дни тянутся за днями. Что за бесконечная проверка! Знаю, обо мне наводили справки в ильче, расспрашивали разных людей. Интересно, не приходили ли господа из службы безопасности, переодетые, и в нашу деревню? Может, обращались к нехорошим людям, и те сказали: «Ах, Сейит! Он ведь давний враг американцев. Он голосовал за Рабочую партию. Испорченный до мозга костей человек».

Ну и что из того, что я не слишком расположен к американцам? Что из того, что я держу сторону Рабочей партии? Мне ведь такая малость нужна — всего лишь бумажка с положительным отзывом о моей благонадежности. Только так я смогу получить работу в городе и жалованье в тысячу лир. Дайте мне работу, и я землю носом пахать буду. Так хочется получать за свой труд деньги! И, в общем-то, мне на всех наплевать — и на американцев, и на русских, и на Рабочую партию. Какая мне разница, кто как живет, у кого что есть!

Приходил сторож, передал распоряжение, что всем надобно собраться нынче вечером. Мы собрались в кофейне, и староста зачитал правительственное распоряжение о необходимости уничтожать кабанов. В какой-то деревне, кажется в Йендже, кабаны кого-то насмерть задрали, вспороли живот. А случилось это так.

В Акбелене народ решил дорогу мостить. Попросили у властей грейдер, им отказали. Тогда они сошлись и порешили: собственными силами замостим, ни к кому на поклон не пойдем. И принялись за работу. Дело возглавили деревенский староста и сторож. Вдруг откуда-то со стороны Гейикчама раздался крик: «Бегите! Спасайтесь от кабанов!»

Подхватив лопаты, кирки, люди бросились наутек, только пятки сверкают. Прытче всех оказались староста и члены деревенской управы. А живет в той деревне некий Бекир по прозвищу Чурбан. Я с ним знаком. Так вот, этот самый Бекир говорит своим: «И чего вы испугались кабанов! Да я сейчас с ними разделаюсь!» Он с киркой наперевес остановился прямо на пути у кабанов. Один, такой здоровенный, побежал на Бекира. Бекира азарт обуял, он замахнулся киркой, но разве управишься со взъяренным зверем? Удар пришелся по крестцу. Не успели люди глазом моргнуть, а кабан ощетинился, повалил Бекира и давай его мять всей своей тушей. Мнет и, поддев клыками, катает по земле. Люди стоят поодаль, на холме, и смотрят, как матерый зверь расправляется с их односельчанином. Откуда ни возьмись притопали двое жандармов. Услышали, наверно, крики и пришли узнать, в чем дело. У обоих в руках маузеры. Кабан катает и катает по земле Бекира, не оставит его в покое, пока тот богу душу не отдаст. Родственники Бекира кинулись к жандармам: «Вы, ребята, стрелки меткие, пульните ж в проклятого зверя, да только так, чтобы в Бекира не угодить!» Первый жандарм оборотился к одному из родственников и с насмешечкой так спрашивает: «У тебя сестра красивая?» — «Послушай, сынок, не до шуток сейчас. Человек погибает!» — «А чего он на рожон лез? Все люди как люди — деру дали, одному ему больше всех надо», — говорит первый, и другой добавляет: «Мать резвого да осторожного слезами не обольется». «Что теперь поделаешь, — сетуют родные, — не убежал, не уберегся. Не оставлять же из-за этого человека в лапах смерти». «Мы плохо стреляем, — говорят жандармы. — Нас учат по неподвижной мишени стрелять или по движущейся прямо на нас. А тут поди разбери — где кто: кабан ли над Бекиром, Бекир ли под кабаном. Не-е-ет, мы так стрелять не умеем». «В таком случае дайте нам свой маузер, среди нас найдутся меткие стрелки». А жандармы строго так: «Не имеем права оружие в чужие руки передавать. По уставу не положено».