Я молчал. Какой смысл повторять одно и то же — они все равно не верят, когда говоришь правду.
— Будешь отмалчиваться — опять бить будут, и гораздо сильней. Дождешься, что пропустим через тебя электричество. Расскажи лучше, как все было на самом деле. Если ты не виноват, отпустим. Признавайся, вы собирались бросить бомбу? Или хотели выкрасть Нежата-бея? Зачем следили за ним? Кто вам это велел? Что замышляли?
— Мы хотели забрать свою куропатку.
— Ну и врешь! Какую куропатку? При чем тут куропатка? Ну-ка, уведите его.
Опять меня потащили куда-то, втолкнули в другую комнату, где я, сам не знаю сколько, провалялся на полу. Я лежал в полузабытьи — то ли спал, то ли бодрствовал. В какой-то миг открыл глаза, вижу: рядом со мной дедушка, тоже обессиленный лежит, с закрытыми глазами. Наверное, его тоже колошматили дубинкой, а может, и ток пропускали. Я горько зарыдал.
— Не плачь, малыш мой, — сказал дед, приоткрыв глаза. — Эти подонки били меня. Знаю, тебя тоже били. Стисни зубы, малыш, и не плачь. Ох и долго ж они надо мной измывались. И тебя долго били, знаю. Но ты все равно не плачь. Даже от жалости ко мне не плачь. Да будь мне хоть сто лет, не плачь. Волки, они волки и есть. Пристают, проклятые, с вопросами: «Кто вас туда послал?» Я им говорю: «Никто не послал, сами пришли». А они не верят. Не плачь, маленький мой. Я говорю: «Мы пришли куропатку свою забрать». А они мне в ответ: «Врешь! Какая куропатка? При чем тут куропатка?» И мучили, мучили. Не плачь. «Ты что, нас за детей принимаешь и морочишь нам головы?» — говорят. У меня искры из глаз сыплются, а они все лупят и лупят. Нет, малыш, этот мир не останется таким навечно! Не плачь. Они могут душу вывернуть наизнанку, могут от веры в бога отвратить. В былые времена не было в полиции таких страшных машин для калеченья людей. Не плачь, детка.
Тут дверь распахнулась, и опять нас потащили куда-то. На сей раз вместе ввели в одну комнату. Поставили перед каким-то другим человеком. Мы оба не могли стоять на ногах, невыносимая боль обжигала ступни.
— Что вы намерены делать?..
— С какой организацией связаны?..
— Собираетесь начать открытую борьбу?..
— Ах, так! Молчите? Взять их на электромашину!..
Я сильно испугался, а дед ни звука не проронил. Не зря говорится: горе что море — до дна не выхлебаешь. Никогда прежде меня так не били. А тут еще током пытать будут. Достанет ли сил вытерпеть? Лучше б сознания лишиться. Лучше ли? Они ж надо мной потешаться будут…
Ввели меня в соседнюю комнату, стянули брюки, рубашку, уложили на стол. Чувствую спиной холод. Они с меня и нижнее белье стянули. Кисти рук привязали ремнями.
— Не хочешь говорить — заставим! — грозятся.
Их четверо, голоса у всех злые, грубые.
— Говори или прощайся с жизнью. Сдохнешь, так мы тебя бросим в мусоровоз и… Куда? В море! Или в реку! А то посадим тебя с дедом в самолет и с высоты бросим в море. Ты у нас заговоришь!
— А я не знаю, что говорить.
— Признавайся, вы хотели подложить бомбу в квартиру Нежата-бея или собирались застрелить Харпера?
— У нас нет ни бомбы, ни пистолета. Как мы могли их убить?
— Скрывать бесполезно. Выкладывай, что знаешь, тогда помилуем. Кто вас подстрекал?
— Никто. Мы просто хотели забрать свою куропатку.
— Опять куропатку! Водите нас за нос! Говори правду!
Протянули провода. Один конец обмотали вокруг пальца моей левой руки, другой — вокруг пальца правой руки. На полу рядом стояла машина с рукояткой. Они крутанули рукоятку, машина заработала — вын-вын-вын. Во рту у меня пересохло.
— Говори!
Я смутно слышал их вопросы, голоса доносились до меня словно издалека, но даже если б хотел, не смог бы отвечать — язык у меня распух и одеревенел, губы не слушались.
Они отсоединили провода от рук и примотали их к ушам. Снова — вын-вын-вын…
— Говори, сукин ты сын! Говори!
Я едва не взвился под потолок от боли. Долго выдержать такое невозможно. Еще чуть-чуть, и отправлюсь на тот свет. А если и выживу, навсегда калекой останусь. Ни на что не пригодным.
— Говори!
Нет, ничего я вам не скажу! Они сняли провода с ушей и приладили к срамному месту. Опять крутанули рукоятку. Вын-вын-вын… Вын-вын-вын… Этот противный звук стоял в ушах, впивался в мозг. Странно, что я еще не умер, что я еще жив. Если я выйду отсюда, то калекой, с перекошенным ртом, с искривленными руками. Вын-вын-вын… Низ живота сделался как каменный. Снова закрутили рукоятку. Я все бился и бился о стол.
— Говори!
Вын-вын-вын… Снова включили-выключили, включили-выключили. Тело билось о поверхность стола, и вдруг я перестал все чувствовать. Наверно, впал в беспамятство. Они еще кричали что-то, спрашивали, но я уже ничего не слышал. Мне казалось, что я лежу на дне какой-то глубокой ямы и на меня навалили тяжеленные камни, поэтому я не могу приподняться. На один миг сознание вернулось, и я почувствовал, что лежу в луже. Может, я обмочился. А может, они окатили меня целым ведром воды. Ах, стыд какой!
— Вставай, скотина, одевайся! — орут.
До меня их крики доносились обрывками. Я не все понимал. Они натянули на меня рубашку и потащили куда-то.